В пучине гражданской войны. Карелы в поисках стратегий выживания. 1917–1922. Марина Витухновская-Кауппала

армии Маннергейма 23 февраля 1918 года. Главнокомандующий, в частности, заявил: «Мы […] достаточно сильны, чтобы удержать свою свободу и защитить своих братьев в Беломорской Карелии. Нам не нужно принимать, как милостыню, землю, принадлежащую нам и связанную с нами кровными узами, и я клянусь […] что я не вложу меча в ножны, прежде чем законный порядок не воцарится в стране, […] прежде чем последний ленинский солдат и бандит не будет изгнан как из Финляндии, так и из Беломорской Карелии»[299]. Финский историк Раймо Ранта отмечает, что сам по себе этот текст не являлся призывом к немедленному присоединению Карелии, а лишь имел целью вдохновить карел на борьбу с большевиками[300]. Однако в кругах активистов его истолковали как руководство к действию.

      Маннергейм не случайно сконцентрировал в своей знаменитой речи внимание именно на Беломорской Карелии – хотя просьбы о помощи стали чуть позже приходить не оттуда, а из Карелии Олонецкой. Для финских национальных активистов именно Беломорская Карелия представляла собой важнейший объект внимания, они считали этот край колыбелью рунопевческой культуры, бесценным заповедником древней карело-финской традиции. Однако в начале 1918 года военное вторжение Финляндии в пределы России было лишь одним из возможных сценариев, обсуждавшихся белыми политическими деятелями.

      В это время в Финляндии в центре общественной дискуссии находились две альтернативы решения карельского вопроса. Военный путь, по мнению финского историка Туомо Полвинена, считался тогда невозможным, так как мог привести к конфликту с Антантой – ведь Финляндия в это время действовала в русле внешней политики Германии[301]. Кроме того, приоритетным направлением во внешнеполитической деятельности страны, как отмечал впоследствии министр иностранных дел Отто Стенрот, было сохранение нейтралитета и стремление избежать вступления в Первую мировую войну[302]. Дипломатический вариант заключался бы в попытке давления на Россию через Германию, поскольку прямые переговоры с большевиками финны отвергали[303]. Германия не спешила оказывать дипломатическую или военную помощь Финляндии, руководствуясь, прежде всего, своими интересами на Севере России. Планы находившихся в Берлине представителей Ваазасского сената Эдварда Хьельта и Рафаэля Эриха по созданию военного союза с Германией выглядели эфемерными[304]. Финляндия рассматривалась немцами лишь как плацдарм для наступления на Севере России.

      Официальные российско-финляндские отношения в начале 1918 года были осложнены не только из-за присутствия русских войск в Финляндии. В феврале в Финляндии были арестованы К. Е. Кованько (представитель РСФСР в Финляндии) и Л. Б. Каменев, а также задержаны два курьера – И. Савицкий и С. Вольф[305]. Реакцией советского правительства стали ответные аресты финнов в Петрограде. Итогом конфликта явилось освобождение арестованных по политическим мотивам русских в Финляндии и финнов в России[306].

299

Цит. по: Иоффе Э. Линии Маннергейма. Письма и документы. Тайны и открытия. СПб., 2005. С. 157–158.

300

Ranta R. Op. cit. S. 124.

301

См.: Polvinen T. Venäjän vallankumous ja Suomi. 1917–1920. Osa 2. Toukokuu 1918 – joulukuu 1920. Porvoo, 1971. S. 30; Холодковский В. М. Указ. соч. С. 23–27.

302

Stenroth O. Puoli vuotta Suomen ensimmäisenä ulkoministerinä. Tapahtumia ja muistelmia. Helsinki, 1931. S. 33.

303

Polvinen T. Venäjän vallankumous ja Suomi. S. 30.

304

Stenroth O. Op. cit. S. 76, 77.

305

Чистиков А. Н. Территориально-политические проблемы отношений России с Финляндией и Германия // Интервенция на Северо-Западе России. 1917–1920 / отв. ред. В. А. Шишкин. СПб., 1995. С. 180, 181.

306

Там же. С. 182, 183.