Я знала. Поэтому и не кричала, не звала на помощь, старалась держаться спокойно, не впуская в голову ни одну мысль,– ни свою, ни чужую.
– Когда мы ослаблены, больны, дезориентированы, наступает место для Неуверенности, которая тянет за собой Страх, а тот привлекает чудовищ Тьмы. Мы сами впускаем этих сущностей внутрь. Заворачиваем их в правдивую обёртку, и оживляем внутри себя, – говорил отец, – Тьме не нужна открытая дверь. Ей достаточно трещины, куда она сунет свое щупальце.
– Думай хорошие мысли. Думай хорошие мысли, – твердила я как мантру. Но хорошего не вспоминалось. Оставалось лишь не думать плохие.
Время тянулось как бархан в пустыне. Длинно и однообразно.
Почему иногда день пролетает птицей, а иногда час кажется нескончаемым?
Когда-то отец наказал меня, заставив носить воду овцам. С утра и до вечера. Тогда день тоже казался бесконечным. Плечи ныло, руки покрылись волдырями. И откуда у нас столько овец? – злилась я. Хорошо, что он не заставил напоить всех животных вообще.
Теперь я понимала, что наказанием было правильным, но тогда оно казалось до нельзя обидным и унизительным,
– Я самая важная в стане! От меня зависит то, что никто не умрёт от жажды! – да что там от жажды, думала я, мои источники питают растения и наполняют купальни.
– Почему ко мне не относятся согласно моим заслугам? – и даже топнула ногой от возмущения.
–Заслугам, – прищурился отец, – пусть будет, по-твоему. Сегодня ты сделаешь только одну маленькую часть из всего, чем так гордишься, – напоишь овец. Своими руками. Из кувшина. Воду от поилок отведи. А вечером расскажешь мне, чем отличается Дар от заслуг.
Вечером врачеватель накладывал на мне ладони толченый стебель первоцвета и ругал отца за неправильные методы воспитания детей.
Но методы были правильными. Я на всю жизнь запомнила, что Дар,– это то, что даётся свыше, и ничего общего с заслугами не имеет. Потому что заслуги, – это то, что делаем мы своими руками.
Тем вечером за общим столом, впервые, в мою честь был произнесен тост об использованной мной возможности напоить животных. Мне было семь. И чувствовала я себя так, словно не было боли в руках и ломоты во всём теле, так, словно мне действительно предоставили возможность, а не дали наказание.
Впрочем, так и было. Отец учил в каждой неприятности видеть возможность.
Силы заканчивались. Я ждала солнца, чтобы напитаться Светом, но точно зная, что оно уже поднялось, по-прежнему не видела ни одного луча; света в каморке не становилось ни больше, ни меньше. Окно казалось нарисованным.
В следующий раз Колдун пришёл, когда сумерки начали сменяться темнотой; в его руках была корзина с фруктами и лепешками, кувшин с водой.
– Милая строптивица, не соскучилась? Я пришёл с миром, – черные глаза смотрели на меня испытующе,
– Поверь, мы не злодеи. И если первоначальный