Кошка колдуна. Людмила Астахова

и? Я заснул, она ушла. Откуда мне было знать, что это была Кайлих, дочь Ллира, сида Неблагого двора?! – взорвался Диху и осекся, рот ладонью прикрыв.

      – Ты чего? – насторожился боярин. – Ты чего встрепенулся весь, будто зверь лесной?

      – Да чтоб тебя вместе с твоим пойлом, смертный! – прошипел сид, отмахиваясь и вслушиваясь. – Надо же было так по-глупому…

      – Боишься, что услышит?

      – Боюсь, – помолчав, признался бессмертный. – Мы… нехорошо расстались. Потом. После всего.

      – Так ты от нее, что ли, прячешься? От бабы?

      – Ты не понимаешь, о чем говоришь, Айвэн. От этой женщины спрятался бы и дракон. Или ты думал, что я застрял здесь, – он скривился и обвел широким жестом баню, подразумевая мир людей, – от большой любви к вашему племени? Мало того, что я нажил себе врагов среди Благого двора, так и весь двор Неблагой алчет моей крови. Уже без малого тысячу ваших лет.

      – Ну… – Боярин задумчиво погладил бороду. – Ну, что тут скажешь. Бабы, они мстительные бывают, это да-а… Но ты бы все-таки сначала у ней имя спросил, а потом уже… возлегал.

      – А это я теперь уже и без тебя знаю.

      – Давай-ка выпьем, друг Тихий, – предложил Иван Дмитриевич. – Теперь-то ясно, чего ты шныряешь по миру, то туда, то сюда.

      – Наливай! – махнул рукой сид. – Как вы это говорите… семь бед – один ответ, да?

      – Ну, вот это речи воина и мужа! – обрадовался хозяин и только-только потянулся под лавку за новым штофом, как сотрапезник его совсем прямо по-собачьи навострил ухо и палец воздел в знак пущего внимания.

      – Ты чего это?

      – Погоди, Айвэн! Чую, дело у меня сейчас сладится, ради которого твой покой нарушил. Сейчас вернусь, все расскажу и покажу.

      С чутьем сидским кто ж спорить будет? Никто.

      Диху на плечи накинул доху и вышел, а Иван Дмитриевич подумал и налил себе еще чуток аква виты. Чтобы скрасить ожидание, не более.

      Кайлих, дочь Ллира

      Зима года, в Землях-над-Холмами именуемого летом Господним 1484-м, выдалась настолько суровой, что даже в сокрытой от глаз людских Стране Холмов ощущалась ее тяжкая поступь. Глубокие снега укрыли зеленые холмы блаженной Эрин, звезды, острые и яркие, как алмазы, сверкали над горами Альбы, морозный туман оседал толстым слоем инея на каменных стенах британских замков. Королевства по обе стороны Пролива притихли, и казалось, что сама земля замерла на полувздохе, завернувшись в снежный покров, будто в саван.

      Тяжелый выдался год. Для смертных, конечно.

      Здесь, под надежными сводами бруха Кайлих, дочери Ллира, суровому дыханию зимы мира людей противостояло кое-что посерьезнее древних чар. Кайлих хватало собственного огня, причем с избытком, и при желании сида могла бы устроить оттепель половине Альбы. Впрочем, она не желала. Нынче редким путникам не грозят лавины и камнепады, лишь бы не упоминали даже шепотом имя Кайлих, Синей Старухи с Гор,