Сначала было похищение. Марина Повалей

хочу. Этот разговор меня изрядно вымотал. Такое чувство, будто меня взяли за ноги, перевернули вниз головой и хорошенько потрясли. – Всего наилучшего. Лорд, леди.

      Сделала книксен и, не заботясь, как это выглядит со стороны, поторопилась к выходу. Совершенно забыв, что леди никогда не спешит. Это выглядело неприкрытым бегством. Это оно и есть, но меня сей факт сейчас не заботит. Плохая из меня вышла леди, ох плохая. Впрочем, это уже давно очевидно.

      Всё прокручивала в голове наш диалог. Лица родителей так и стояли перед глазами. Бесстрастное, идеальное лицо куклы у матери. И яростное, с глазами, наполненными бешенством, у отца.

      Мать ведь ни слова не сказала. Так свыклась с ролью аксессуара. Думается мне, что она и представить себе не может того, чтобы сделать что-то наперекор супругу. Даже идя на поводу материнского инстинкта, даже ради собственных детей.

      Захотелось зарычать от злости и что-нибудь разбить!

      Создатель! Она ведь множество раз могла просто послать вестника, чтобы узнать, как я или сестра. Но ни разу не сделала этого. Она предпочла просто вычеркнуть из своей картины мира детей, исказивших эту самую картину.

      Я всё никак не могла успокоиться. Понимаю, что сама делаю хуже этими мыслями. Следует остановиться, отдышаться, подумать о чём-то другом. Но ногти сами впивались в кожу в сжатых в кулаки ладонях, а разум, как назло, прокручивал тяжёлые, болезненные воспоминания. Я шла не глядя, вспоминала свои чувства и эмоции, свою боль из-за их безразличия и упивалась ей.

      Когда-то я очень много думала об этом, и каждый раз эти мысли глубоко меня ранили.

      Я отказываюсь принимать и понимать её. Конечно, я не мать. Я не рожала Лифиссу. Её родила моя родная сестра. Когда-то Агнесс была моей семьёй. Раньше я думала о том, что настанет тот день, когда родители отойдут в другой мир, и на свете не останется родных мне людей, только сестра. Жизнь же вот как всё обернула.

      Теперь моя малышка – моя семья. Я просто представить себе не могу, что должна сделать Фисса, чтобы я захотела вычеркнуть её из своей жизни. Какие бы ошибки и плохие поступки она не совершила в будущем, часть из них всегда будут в какой-то степени и моими поступками, ведь это я её так воспитываю.

      Моя же мать непогрешима, словно бабочка-однодневка. Все решения, как и ответственность за них, принимает отец. Для них это не просто нормально, это единственно возможное течение жизни.

      Погружённая в свои мысли, я механически шла к стоянке извозчиков, часто моргая, стараясь сдержать уже подступившие слёзы хотя бы до того, как сяду в карету. Обида, непонимание и злость алой пеленой застилали глаза.

      Столько людей вокруг, я даже не хочу поднимать глаза, чтобы увидеть, привлекаю ли к себе внимание. Что толку? Всё равно держусь из последних сил.

      Демон побери! Столько лет прошло, они мне никто! Они вычеркнули меня из своей жизни! Ни о какой родительской любви они и представления не имеют. Только спесь и гонор. Мне не понятно, о какой гордости может идти вообще речь в вопросах