Юмористические рассказы о привидениях. Дороти Скарбороу

я могу подождать, пока вы не останетесь одни. Я приду к вам сегодня ночью в вашу комнату или останусь здесь, пока леди не уйдет.

      – Вам не нужно ждать здесь, – сказал я. – Мне вообще нечего вам сказать.

      Мадлен вскочила на ноги, ее лицо раскраснелось, а глаза горели.

      – Ждать здесь! – крикнула она. – Как вы думаете, чего я жду? Действительно, вам нечего сказать! Я так думаю! Что вы должны мне сказать?

      – Мадлен! – Воскликнул я, шагнув к ней, – позволь мне объяснить.

      Но она уже ушла.

      Для меня это был конец света! Я яростно повернулся к призраку.

      – Жалкое существо! – Я плакал. – Ты все испортил. Ты очернил всю мою жизнь. Если бы не ты…

      Но тут мой голос дрогнул. Я больше ничего не мог сказать.

      – Вы несправедливы ко мне, – сказал призрак. – Я не причинил вам вреда. Я пытался только ободрить и помочь вам, и это ваша собственная глупость причинила вам вред. Но не отчаивайтесь. Такие ошибки, как эти, можно объяснить. Сохраняйте храброе сердце. До свидания.

      И он исчез с перил, как лопнувший мыльный пузырь.

      Я мрачно лег в постель, но в ту ночь не видел никаких видений, кроме тех, что вызывали отчаяние и страдание в моих жалких мыслях. Слова, которые я произнес, прозвучали для Мадлен как самое низкое оскорбление. Конечно, она могла дать им только одно толкование.

      Что касается объяснения моих действий, то это было невозможно. Я снова и снова обдумывал этот вопрос, лежа без сна той ночью, и решил, что никогда не расскажу Мадлен о фактах дела. Для меня было бы лучше страдать всю свою жизнь, чем для нее знать, что призрак ее дяди бродит по дому. Мистер Хинкман был в отъезде, и если бы она знала о его призраке, ее нельзя было бы заставить поверить, что он не умер. Она может не пережить шока! Нет, мое сердце могло бы обливаться кровью, но я бы никогда ей не сказал.

      Следующий день выдался погожим, ни слишком прохладным, ни слишком теплым; дул нежный ветерок, и природа улыбалась. Но с Мадлен не было ни прогулок, ни поездок верхом. Она, казалось, была очень занята в течение дня, и я почти не видел ее. Когда мы встречались за едой, она была вежлива, но очень тиха и сдержанна. Она, очевидно, определилась с линией поведения и решила предположить, что, хотя я был очень груб с ней, она не поняла значения моих слов. Конечно, было бы вполне уместно, если бы она не знала, что я имел в виду под моими выражениями прошлой ночью.

      Я был подавлен и несчастен, говорил мало, и единственной светлой полосой на черном горизонте моего горя был тот факт, что она не казалась счастливой, хотя и изображала безразличие. Залитая лунным светом веранда в тот вечер была пуста, но, бродя по дому, я нашел Мадлен в одиночестве в библиотеке. Она читала, но я вошел и сел рядом с ней. Я чувствовал, что, хотя я и не мог сделать этого полностью, я должен в какой-то мере объяснить свое поведение прошлой ночью. Она спокойно выслушала мои несколько натянутые извинения за те слова, которые я употребил.

      – Я не имею ни малейшего представления, что вы имели в