От Кремлёвской стены до Стены плача…. Борис Барабанов

говорит, каждую неделю, в день, когда церковь взорвали в четверг или в пятницу появляется на паперти свеча. Видно, Господь ставит, что вот тут святое место все-таки было, храм Господень. Да, и вот это, я так, в общем-то, смотрел-смотрел – ну может, спросонья ничего и не разглядел. Но вроде показалось, там огоньки какие. Они потому что, появлялись, что рядом кладбище. Может быть и фосфоресцировало что-нибудь. Ведь перекапывали жители кости-то по десять раз, хоронили одну и ту же могилу. Потом приехал отец и забрал нас. А они уже вывезли оборудование в Энгельс.

      Глава IV

      В эвакуации. Саратов

      Собрали мы все свои манатки, какие были, и даже мне какой-то мешок дали, чтоб я нес. Вещей-то никаких не было. Все оставили там, в Брянске. Вот иногда я говорил родителям:

      – Вот, вы жили всю жизнь, ни черта у вас нет.

      А где оно все возьмется-то откуда? Сейчас какую-нибудь купишь, пора бы выбросить, а она стоит до сих пор. А тогда все побросали и уехали. Война.

      Приехали мы в начале в Ртищево. Остановились в частном доме. Хозяйка и открыла маме сюрприз. Отец был, как говорится, молодец. Он завел себе подругу, когда ехал во время эвакуации. Мужик он был красивый и веселый. Эта девица была помощница вроде секретаря. Я не знаю, какие отношения у них там были. Ну короче говоря, несмотря ни на какие-то отношения, она нам подарила одному дудку, а другому – барабан. А мама сказала:

      – Не берите у нее никаких подарков. Отдайте ей назад, не нужны нам ее подарки.

      А вот эта хозяйка, где мы останавливались, она говорит маме:

      – Они тут как жили. Я думала, что они муж и жена.

      Видно, эти отношения были не очень серьезные, раз отец приехал за нами и забрал нас из деревни.

      Поселили нас на мясокомбинате в коммунальной квартире, дали нам угловую комнату. Зима наступила. Комната промерзала со всех сторон, угловые две стенки выходили на улицу. Холодище собачий. А зима наступила суровая, и был 1942 год.

      Отец вначале нормально работал главным технологом, а мы, значит, это зиму прокувыркались, а потом отец в начале весны пришел и говорит маме:

      – Ты знаешь, что? Я вот ходил в военкомат и бронь с себя снял. Потому что я такой молодой. (Значит, если с 1912-го года, в 1942-м году ему было 30 лет). – Я такой молодой, на меня все пальцем показывают – вот, и от армии отмазывается, вроде как не идет воевать. Я пошел в военкомат и снял с себя бронь. И мне тут же вручили повестку. Так что я вот ухожу в армию.

      А мать говорит:

      – А как же мы будем тут жить, и это и все?

      А он говорит:

      – Ну, это дело такое. Надо воевать, Родина зовет.

      Собрался отец и уехал, мама поплакала, а что поделаешь? Перед отъездом отца маму устроили на работу в колбасный цех, она там замеряла температуру, следила за режимом изготовления копченых колбас и других. В общем, должность была, больше благотворительная, чтобы мы с голода не умерли.

      Отец уехал на войну и попал на брянский фронт, опять в брянские края попал. Потом отец рассказывал, как они воевали, в атаку ходили, а однажды чтоб не попасть в окружение