Миллефиори. Людмила Марковская

и волосы заиндевели. Усталость от этого бесконечного преодоления была такой, что Валентина Алексеевна уже перестала обращать внимание на холод. Силы оставляли её. Поскользнулась на ледяной колее, спрятанной под снегом, и упала. Вот оно, блаженное состояние покоя. Лень шевелиться, лень думать. Дремота клонила, она проваливалась в тёмную нирвану. Снились подвалы инквизиции. Испанский сапожок, изощрённый инструмент пытки, тисками сжимал левую ногу. В подземелье горел огонь, нестерпимый холод отступил. Спать, спать…

      В горнице тихо, только мерно тикают ходики. Во дворе надрывается рыжий петух Генерал. Пора вставать. Сегодня нужно сеять озимую рожь. Стукнула в сенях дверь, послышались лёгкие шаги, звяканье подойника. Мать вошла в избу с молоком. Завязала в тряпицу обед на поле: картошку в мундире, соль, лук, огурцы с огорода, нарезанную черняшку. Хлеб пекут сами – большие ржаные ковриги килограмма на три лежат под полотенцем с петухами. Батя любил такой хлеб.

      Память об отце будто тисками сжала сердце, перенесла в далёкий июльский день, когда он уезжал на фронт. Сильный, крепкий тятя сидит на коне, Сонька с Иркой цепляются за его сапоги, плачут, Мишка ревёт белугой на руках у матери.

      – Ну вот что, девчата, отставить ето мокрое дело. Скоро побьём немца, и вернусь. А пока что вы мамке помощницы. Валя, ты старшая. Остаёшься за меня.

      А в 1944‐м пришёл серый конверт: Филиппов Алексей Дмитриевич в июле 1943‐го пал смертью храбрых на Курской дуге. И всё. Теперь уж не успокоишь сама себя: вот вернётся отец, будет полегче. Не вернётся.

      Валя косит, жнёт наравне со взрослыми, и боронуволокушу таскает, и тяжеленный плуг. Если уж совсем невмоготу, не плачет, только крепче стискивает в кулачки натруженные руки…

      Лютый мороз сковал лицо. Снег пышно и жёстко, как серебряная парча нарядного гроба, по-хозяйски ложился на пуховый платок, на всё её скрючившееся тело.

      …Раздаётся голос матери: «Ну, Валя, впрягайся. Знаю, что тяжко. Но тебе уже пятнадцать».

      Валя тянет соху. Сошники крошат почву, ноет поясница. Увязая в холодной земле, упираясь изо всех сил, она идёт и идёт вперёд.

      Но что это? Где-то плачут дети! Соня, Ира, Мишенька, белобрысая Галя, кудрявая Оля, Люда с тоненькими косичками, вихрастый Михеев, рыжая веснушчатая Люся, голубоглазый красавчик Коля, нежная тихоня Лена, серьёзный Петя в очках… Что случилось? Почему они плачут? Я старшая, я должна им помочь!..

      Пробуждение было тяжёлым. Неимоверным усилием воли, разлепив смёрзшиеся ресницы, открыла глаза. Дорога лежала перед ней белая и стерильная, как марля. Господи, куда идти? Кажется, в эту сторону. С трудом поднялась, сжала одеревеневшие руки в кулаки и тяжело зашагала, увязая в снегу, еле волоча непослушные ноги. В голове стучало: «Главное – дойти! Доползти! Спасти!»

      И вдруг ветер сменил направление и, продувая насквозь одежду, стал сильно подталкивать её вперёд. Из противника он неожиданно превратился в союзника. Внезапно что-то серое возникло из белой мглы. Подойдя ближе, поняла: это кирпичная стена, источающая ледяной холод. Опираясь на неё, дотащилась до двери и в тусклом