План для Лайзы. Алексей Борисов

Замысел мой был прост до изумления: в годы моего детства мы, десяти-двенадцатилетние пацанята, не имея денег на легитимный вход в кинотеатр, пробирались в санкта санкторум кинематографии via растущий поблизости клён, ветви которого удачно нависали над самой крышей кинотеатра. Чердак обычно не запирался; а если и запирался, то замок легко поддавался обычному гнутому гвоздю. С чердака же десятилетнему пацану ничего не стоило перебраться на прожекторную площадку – в былые времена летний кинотеатр выступал в амплуа летнего театра.

      В закатных лучах солнца я проинспектировал старый клён – он стоял на месте, кажется, даже окреп со времен наших подвигов, и ветви его всё также нависали над крышей развалюхи.

      До темноты побродил по парку, пострелял в тире, посидел в кафе, а когда начался последний сеанс, взгромоздился, с изяществом налившегося пивом орангутанга, на клён и плюхнулся с его ветки на крышу кинотеатра.

      Чердачная дверка не оказала достойного сопротивления; на самом чердаке было душно и пыльно; насквозь проржавевшая прожекторная площадка закачалась на своих опорах под моей тушкой, но устояла.

      Сверху перегородок, разделяющих боксы, не видно, и чудно было наблюдать людей, сидящих за столиками в трех шагах друг от друга, но друг друга не видящих и увлеченно переживающих события феерии, которую развертывали перед ними голографические Лайза и Мурдак; впрочем, я заметил, что в тех боксах, где за столами сидели девушки, трудился совсем другой персонаж: посетительниц охмурял маслянистый тип итало-турецкой наружности; девушек пересаживали из венецианских гондол в тридцатиметровые лимузины, заваливали цветами, увозили в Париж на виртуальную примерку свадебных платьев и в Милан за прочей галантереей.

      Пока пытался придумать, что делать дальше, сеанс окончился; народ внизу загремел стульями и потёк выходу. Через минуту зал опустел; свет погас, я оказался в такой кромешной темноте, что даже не мог сообразить, как пробраться обратно на чердак.

      Пока доставал телефон и включал фонарик, под потолком загорелась тусклая служебная лампочка; поморгав и глянув вниз, в зал, внезапно увидел Лайзу и в первый миг даже не узнал ее.

      Девушка брела по залу, и в одной руке у нее было ведро с водой, в другой – тряпка. На ней были самые обыкновенные джинсы и завязанная узлом на животе ковбойская рубаха; она выглядела очень устало и даже ее великолепная каштаново-фиолетовая шевелюра поникла и свисала по щекам витыми сосульками. Дошла до первого ряда столиков и начала меланхолично их протирать.

      “Так, значит, студия здесь? – пронеслось в голове. – Однако, бизнес у этого ООО – явно не ахти, если ведущей артистке приходится после смены ещё и уборщицей работать, – и вдруг ощутил прилив щемящего сердце чувства – того самого исконно мужского желания слететь птицей вниз, как-то защитить, обогреть, заслонить от жестокого и враждебного мира эту незатейливую, но такую милую и почти родную фигурку, понуро переходящую от столика к столику. – Неужели сохранились еще и такие