Дела семейные. Рассказы. Татьяна Окоменюк

на батуте. Широким бревном у забора, где он дожидался пацанов, чтобы махнуть на великах в райцентр. С чугунной водонапорной колонкой, из которой выпил не одну сотню литров воды…

      На улице стемнело, но Ветлицкий домой не торопился. Там его никто не ждал. С женой он давно расстался, детьми не обзавелся, начальства над ним не было. Собственная адвокатская практика – большое удобство для человека органически не выносящего звука щелкающего в воздухе кнута. Именно поэтому в свои пятьдесят пять он и слышать не хотел ни о семье, ни о совместном проживании с кем бы то ни было, ни даже о гостевом браке. Андрея Ивановича устраивали отношения под условным названием «любовь с доставкой на дом». Раз в неделю мужчину навещал его «сексуальный тренажер» – практикантка Милочка Разбегаева. Она – девушка воспитанная: сама шефу никогда не звонит, без вызова не является, сцен ревности не устраивает – то, что доктор прописал немолодому, не очень здоровому, обремененному лишним весом мужчине.

      Ветлицкий зашел в дом, сел на табурет, задумался. Можно было ехать домой и уже там разбираться с содержимым чемодана. А можно перебрать макулатуру сейчас, на месте утилизировав ненужный хлам. Он остановился на втором варианте – не хотелось тащить вековую пыль в вылизанную домработницей квартиру.

      Андрей Иванович пошарил взглядом по опустевшему дому. Кроме табурета, на котором он сидел, утилизации избежал лишь глянувшийся новому хозяину большой бабкин сундук. На него он и взгромоздил опутанный паутиной чемодан без ручки.

      Последний был обит коричневой кожей. На крышке имелось тиснение – олени в лесу. Металлические заклепки и уголки поржавели от времени. Судя по оттиску SIPRA на замках, чемодан – немецкий, возможно, еще довоенный. Не исключено, что именно в нем из Германии в Каменку прибыли и бинокль, и кортик, и карманные часы на цепочке фирмы «Jupiter».

      Ветлицкий поднял крышку. Внутри чемодан был оклеен шелковой тканью с неброским клетчатым рисунком. Из небольшого кармашка с резинкой торчали какие-то карточки. При ближайшем рассмотрении они оказались его, Андрея, табелями успеваемости. Мужчина пробежал взглядом по своим школьным успехам – одни четверки, если не считать двух троек – по физкультуре и начальной военной подготовке. «Дааа, я еще тот спортсмен, и тот вояка, – протянул он сконфуженно. – Зачем баба Маня сохранила этот позорняк?». И табеля тут же полетели в мусорный мешок.

      Потом в руки адвоката попала папка с его детскими рисунками, корявыми, смешными, не выдающими никаких художественных талантов. Лохматое солнце, убогие деревья с тремя-четырьмя ветками, дефективные звери с микроскопическими глазками и толстенными лапами, перекошенные одноэтажные домики, похожие на привидения люди с жуткими улыбками – Пикассо со своими знаменитыми уродами нервно курит в сторонке. На оборотной стороне этих шедевров кривыми печатными буквами выведено: «Дарагой бабуле ат внука Дрюни».

      – Ужас! –