Кушаны. Галина Альбертовна Долгая

бывает от усталости, а выпрямилась во весь рост, будто помолодела сразу: спина ровная, подбородок поднят, ноздри трепещут, как у девушки от волнения. Только ведунья не волновалась, она принимала вызов демонов и шептала заклинания, способные защитить, как свет во тьме, прячущей в своих недрах злую силу.

      – Костры зажигай с четырех сторон, – голос ее прозвучал твердо и властно.

      Без тени сомнения Киоцзюкю принялся исполнять приказание. Только ветер мешал. Но кочевники с детства учились ставить костры, и Киоцзюкю справился – пламя запылало, запрыгало на дровах, яркие всполохи поднялись ввысь, разбрызгивая искры, туманя воздух дымом от сырых поленьев.

      Ведунья повысила голос. Отрывистые слова стрелами летели в камень и, отражаясь от него, сплетались вместе в ведомое только старым шаманам заклинание. Старуха подняла руки вверх, качнулась, толкаемая ветром, но лишь шире поставила ноги, уперлась в землю, словно сдерживая крышку сундука, готового вот-вот открыться.

      – Слушай ветер! – различил Киоцзюкю ее слова, брошенные ему. – Слушай – и познаешь истину!

      Киоцзюкю прикрыл глаза. Через тонкую кожу век он видел борьбу света и тьмы – языков огня и пустынного ветра. Его завывания проникали в голову, в самое сердце, пугая и шепча слова смерти.

      – Открой глаза! – крикнула ведунья. – Иди за мной!

      Ветер ударил в глаза песком. Киоцзюкю потер их, прищурился. Старуха шла боком вокруг камня. Перед ней у самой земли на нем вспыхивали белым светом таинственные знаки. Ведунья произносила незнакомые Киоцзюкю слова, задерживаясь у каждого знака на миг, и шла дальше. Киоцзюкю поддался таинству ритуала и, вовлеченный в вечную игру света и тьмы, шел за шаманкой и с волнением разглядывал рисунки на камне: треугольники, горизонтальные линии, вертикальные, точки… Каждый знак имел свое значение, каждый имел силу. Киоцзюкю чувствовал ее: плотным воздухом она обволокла подножие валуна – не подойти к нему, не дотронуться!

      Когда они обошли весь камень и вернулись к южному костру, ведунья опустилась на землю. Перед Киоцзюкю снова была старая женщина: тяготы жизни согнули ее спину, опустили ее плечи. Бабушка бессильно положила руки на подол халата и невидящим взглядом смотрела куда-то вниз. Костер угасал, и Киоцзюкю подбросил в него сучьев. Они затрещали, клубы дыма окутали их, но пламя окрепло и снова его языки поднялись к небу.

      Киоцзюкю поставил походный шатер. Ведунья уснула.

      В этот вечер плащ Михро пылал самыми яркими красками. Но ветер изменился! Теперь он дул сверху, он разгонял тучи и, когда ночь опустилась на землю, в небе вспыхнули божественные светильники. Киоцзюкю улегся на спину, закинув руки за голову, и долго смотрел ввысь, восхищаясь неведомым чудом, пока усталость не сомкнула его веки.

      – Выспался? – ласковый голос прозвучал рядом, тяжелая рука легла на лоб.

      Бабушка погладила его по голове, как когда-то в детстве. Киоцзюкю с трепетом в сердце