Колхозное строительство 2. Андрей Шопперт

получается, кроме Горького в символы никто и не годится.

      – Есть немножко.

      – А что написал? Я много читал.

      В нескольких метрах от того места, где они стояли, был под потолком размещён динамик в виде раструба, и из него, пусть с бульканьем и треском, неслась песня, которую уже не напишет Валерий Курас.

      «…Только рано в гавань кораблю,

      Ты прости и знай, что я люблю,

      Что я до слёз люблю,

      Я люблю твои синие глаза,

      От любви моей синие глаза,

      Я могу о них столько рассказывать,

      Но я буду их лучше целовать…»

      Пётр ткнул пальцем в динамик.

      – Дарагой, ты эту песню написал? – приятно видеть, как в чёрных глазах собеседника вспыхнул огонёк азарта.

      Конечно, песня украдена. Чем гордиться? А есть чем гордиться. Почти нет сейчас хороших песен. Почему русские люди поклоняются нечёсаным «битлам»? Просто потому, что они из-за бугра? Нет. Для шестидесятых годов их песни и на самом деле прорыв. А вот мы этот прорыв скоро ликвидируем. Кто бы ни забросил их с Викой Цыгановой в это время или в эту реальность, но подбор у этого товарища интересный. Певица, которая знает ноты и окончила нужное учебное заведение, и какой-никакой, а писатель и поэт. Зачем забросили? Чтобы они сделали эту страну «не только в области балета впереди планеты всей». Нет другого ответа на этот вопрос. И процесс пошёл. Почему бы не гордиться этим?

      – Армен, мне нужно продукты для лобио. Найдёшь хорошую белую фасоль и грецкие орехи? Ещё нужны пряности, ну и дыни с мандаринами тоже не помешают. А ещё нужна печень говяжья и морковь.

      – Так ты эту песню написал? Ты Тишков? – не отступал со своих позиций армянский мачо.

      – Мы, вдвоём с дочерью, – ну, раз хочет услышать ответ…

      – Пойдём со мной! – вообще акцент пропал.

      – Куда пойдём?

      – К дяде пойдём, – и даже схватил за локоть. Приспичило?

      – Армен, мне продукты надо, к ужину ведь ещё готовить. Время… – не дали договорить.

      Мачо приволок его к обшарпанной, когда-то покрашенной зелёной краской, двери.

      – Будут продукты, ты, дарагой Тишков, пока с дядей поговори, а я всё найду. Не пожалеешь, – кустистый вулкан втолкал Петра в комнату, прокричал что-то на одном из языков народов СССР и исчез.

      Пётр огляделся. Деревянный растрескавшийся стол. С обеих сторон приставлены табуретки. Сидят два немолодых армянина, скорее всего, и играют в нарды. Тот, что лицом к двери, хозяин кабинета, наверное, очень похож на Фрунзика Мкртчяна. Через две недели ведь на экраны страны выйдет «Кавказская пленница». Только «Мкртчян» одет иначе – не галифе, а хорошие серые штаны. Сейчас все ходят в брюках, застёгнутых выше пупка, из-за чего получается несколько комичный с точки зрения Петра вид – «Чарли Чаплин жив». У него самого сейчас костюм со штанами, где ремень на два пальца ниже пупка. И не тонкий ремешок, а специально сшитый в сапожной мастерской – чуть пошире, и с