Колхозное строительство 1. Андрей Шопперт

Кто-то дал нам возможность прожить вторую жизнь. Тебе вон вообще почти пятьдесят лет скинули, радоваться надо, – вздохнул и усмехнулся одновременно Пётр.

      Девочка слезла с кровати, подошла к двери и, открыв, выглянула в коридор.

      – Эта тётка стоит в конце коридора, – сообщила она Петру, – И что делать-то теперь? Если мы скажем, что с нами случилось, то точно в дурдом угодим.

      – А мы не будем никому говорить, – взял девочку за плечо и усадил её на кровать Штелле, – Будем жить-поживать и добра наживать. Или ты против наживания добра?

      – Нужно найти Горбачёва и Ельцина и убить их, – из уст худенькой, даже тощей десятилетней девочки это прозвучало вполне себе грозно, – Меченого в первую очередь.

      – Для начала нужно успокоиться и постараться на самом деле не попасть в дурдом, или, что ещё хуже, в лапы «кровавой гэбни», – Пётр сел на соседнюю кровать.

      – У меня теперь что, есть другие родители? Или это детский дом, и эта девочка была сиротой? – вдруг вполне спокойным голосом поинтересовалась Вика Цыганова.

      – Чёрт! А ведь и в самом деле. Нет, это не детский дом. Это – школа-интернат, сюда на неделю привозят детей из малообеспеченных семей и из далёких деревушек. Только вот сейчас каникулы – значит, с тобой что-то не так. Я поузнаю, – Штелле задумался. Что делать с девочкой?

      – А мне-то что делать? У меня эта толстуха пыталась компот отобрать утром на завтраке, – девочка потрогала фингал под глазом.

      – Давай сделаем так: я сейчас переговорю с завучем. Они тебя изолируют от остальных детей.

      – И что, мне взаперти сидеть? – сморщила нос Цыганова.

      – Мысль мне сейчас пришла интересная. Сейчас ещё не написаны многие песни о войне. Да даже «Журавли» ещё не написаны. Я попрошу, чтобы тебе дали чистую тетрадку и карандаш. Вспоминай песни о войне, записывай. Ты ведь и с нотами сможешь написать.

      – Без гитары или пианино сложно, – покачала головой попаданка.

      – Я спрошу. Скорее всего, гитара у них должна быть – да и пианино, наверное. Ладно, Вика, нельзя нам долго секретничать. Это подозрения вызовет. Я узнаю про твою новую семью и завтра у тебя появлюсь, – Пётр подошёл к двери. И завуч, и воспитательница переминались с ноги на ногу в конце коридора, – Не боись. Прорвёмся.

      Легко сказать.

      – И что же Маша? – прямо набросились женщины на первого секретаря.

      – А что у нас с чаем, Зоя Ивановна? – попытался сбить их настрой Пётр.

      – Ох, извините! Пойдёмте в столовую, там нам найдут по стакану, – и завуч пошла вниз по лестнице.

      В столовой пахло отвратно: подгорелым молоком, кислой капустой и ещё какой-то мерзостью. Петра чуть не вытошнило.

      – Почему такой запах? – повернулся он к женщинам и прикрыл за собой дверь.

      – Молоко, наверное, убежало, – спокойно пожала плечами женщина.

      – Расхотелось мне чай пить. Пойдёмте в ваш кабинет, там поговорим.

      – С Машей-то что? – видя, что начальство уходит, напомнила о себе воспитательница.

      – Как