Прекрасные и обреченные. По эту сторону рая. Фрэнсис Скотт Фицджеральд

между ними глубоко личные и все остальные тут лишние.

      – Знаете, – начал он, глядя на Глорию сверху вниз, – сегодня вы обворожительны.

      Девушка встретилась с ним взглядом. Их разделяло всего несколько сантиметров.

      – Благодарю… Энтони.

      – Вообще-то вы так прекрасны, что даже делается как-то неловко и тревожно, – добавил он, на сей раз без улыбки.

      – И вы очень милый.

      – Вот славно! – рассмеялся Энтони. – Мы хвалим друг друга.

      – А разве обычно вы ведете себя иначе? – быстро спросила Глория, будто поймав его на слове. Она поступала так всегда при малейшем намеке на свою особу, требующем объяснений.

      Энтони понизил голос, и теперь в его тоне едва улавливалась добродушная насмешка:

      – А разве священнику полагается хвалить папу?

      – Ну, не знаю… пожалуй, это самый изысканный и туманный комплимент из всех, что я слышала.

      – Может, сказать пару банальностей?

      – Нет, не трудитесь. Взгляните-ка лучше на Мюриэл! Да вот же, рядом с нами.

      Энтони бросил взгляд через плечо. Искрящаяся щека Мюриэл покоилась на лацкане смокинга, принадлежащего Мори Ноублу, а напудренная рука обвилась вокруг его головы. Сам собой напрашивался вопрос, почему она не воспользовалась возможностью ухватить его за шиворот. Глаза Мюриэл то устремлялись в потолок, то блуждали по сторонам, бедра покачивались, и она что-то тихонько напевала во время танца. Сначала создавалось впечатление, что она переводит песню на неизвестный иностранный язык, но вскоре становилось ясно, что девушка пытается заполнить такты единственно знакомыми ей словами, которые являлись названием песенки:

      Он поклонник регги,

      Поклонник регги,

      Большой поклонник регги,

      Поклонник, поклонник,

      Регги, регги, регги…

      И дальше в том же духе. С каждым разом фразы становились все более непонятными и варварскими. Встречаясь с изумленными взглядами Энтони и Глории, Мюриэл одаривала их лишь слабой улыбкой и наполовину прикрывала глаза, давая понять, что мелодия завладела ее душой, повергая в исступленный и невероятно обольстительный экстаз.

      Музыка закончилась, и они вернулись за столик, одинокий, но исполненный чувства собственного достоинства, обитатель которого поднялся им навстречу и встретил такой чарующей улыбкой, будто, пожимая руку, поздравлял с блистательным выступлением.

      – Блокхед вечно не желает танцевать! По-моему, у него деревянная нога, – заметила Глория, обращаясь ко всем присутствующим за столом. Трое молодых людей от неожиданности вздрогнули, а джентльмен, которому были адресованы эти слова, поморщился.

      За все время знакомства Блокмэна с Глорией это был единственный неприятный момент. Девушка безжалостно коверкала его фамилию. Сначала называла Блокхаузом, а потом еще более оскорбительно – Блокхедом. Пытаясь казаться ироничным, он настоятельно попросил Глорию