После пожара. Уилл Хилл

месяцев. Четверо суток? Всего-то? Неужели?

      – Мне известно, что в больнице с тобой уже пытались общаться, – продолжает доктор Эрнандес. – Тебе задавали вопросы в то время, когда ты была не в состоянии на них отвечать, и я весьма сожалею, что так вышло. Этого не следовало допускать. Отныне если кто и будет тебя интервьюировать, то исключительно после того, как я дам на это добро, заручившись твоим согласием. Обещаю.

      Я киваю, наверное, уже в сотый раз. Мне кажется, этого недостаточно и доктор рассчитывает на другой, более содержательный ответ, но я не уверена, что еще от меня требуется. Можно, конечно, выдавить из себя улыбку, только вряд ли она получится убедительной.

      – Ты не пленница, – говорит доктор. – Важно, чтобы ты это понимала. Да, двери тут запирают, и тебе говорят, что делать и куда идти, и вполне естественно, что в этой ситуации ты испытываешь подавленность и тревогу. Но, пожалуйста, поверь: все это в первую очередь направлено на твою безопасность, твое благополучие. Тебе нечего опасаться.

      Я едва сдерживаю смешок. Да что ты об этом знаешь, думаю я. Ничего, абсолютно ничего.

      – Так я могу уйти? – спрашиваю я.

      – Гляди-ка, – на уста доктора Эрнандеса возвращается улыбка, – один вопрос все же остался.

      Я молча смотрю на него.

      – Мой ответ – да, – произносит он, сообразив, что я не намерена реагировать на эту, как я поняла, шутку. – Собственно, я здесь с одной-единственной целью – помочь тебе как можно скорее наладить жизнь.

      – Но уйти сейчас мне нельзя?

      Доктор хмурится.

      – Нет. Прямо сейчас – нет.

      – Значит, я все-таки пленница?

      На секунду-другую он задумывается.

      – Скорее, дело в твоем восприятии ситуации, – наконец говорит он. – Нужно рассматривать это как процесс, который мы с тобой пройдем вместе, и принять мысль о том, что для достижения успеха необходимо определить некие границы. Мы должны работать в таком пространстве, где ты будешь ощущать себя в безопасности, где у нас есть возможность разобраться кое в чем из того, что тебе пришлось пережить, и предпринять конструктивные шаги, чтобы проработать эти моменты. Когда этот процесс завершится и я сочту, что ты в порядке и готова к жизни, ты сможешь уйти.

      Я не верю ему, ни на одно мгновение, однако озвучивать это не имеет смысла.

      – Когда это случится? – интересуюсь я.

      – Чем раньше приступим, тем скорее добьемся результата.

      – Ладно.

      – Отлично. – Доктор Эрнандес открывает один из своих блокнотов. – Мунбим, сколько тебе лет?

      Уговор есть уговор.

      – Семнадцать.

      – Когда у тебя день рождения?

      – Восемнадцать исполнится в ноябре. Двадцать первого.

      – Пришлю тебе открытку, – говорит доктор. Еще одна шутка. Я смотрю на него. Он склоняется над блокнотом и что-то пишет. Я жду. Наконец он снова поднимает глаза. – Есть что-то, о чем бы ты хотела поговорить на этом сеансе? – спрашивает он. – О чем угодно, на любую тему.

      – Нет.

      – Точно?

      – Я не лгунья, – лгу я.

      – Конечно