После пожара. Уилл Хилл

не заходила в Большой дом во время пожара, – говорю я.

      – Точно? – прищуривается агент Карлайл.

      – Точно.

      Он в упор смотрит на меня. Я заставляю себя не отводить взгляд.

      Спокойно, шепчет мне внутренний голос. Он не знает. Никоим образом не может знать. Просто сохраняй спокойствие.

      – Ладно, – в конце концов сдается агент Карлайл. – Раз ты так говоришь, я тебе верю.

      – Осторожно, – вполголоса предупреждает его доктор Эрнандес.

      Агент Карлайл кивает, потом улыбается мне.

      – Твой отец был Центурионом, верно?

      – Кто вам сказал? – нахмуриваюсь я.

      – Это сейчас неважно.

      – Для меня важно.

      – Почему?

      – Меня напрягает мысль, что кто-то рассказывает вам о моей семье.

      – Ты…

      Во мне вскипает злость.

      – Я не идиотка. Может, вы меня и держите за идиотку, но это не так. Если кто и мог рассказать вам, чем занимался мой отец после вступления в Легион, то только те, кто покинул Базу после Чистки. Все остальные мертвы.

      Агент Карлайл кивает.

      – Все, кроме твоих младших братьев и сестер. И тебя, – добавляет он.

      Я прожигаю его взглядом – все-таки подло он поступил. Само собой, он знает больше, чем говорит, оба они говорят не всё – да и пусть, ведь я тоже знаю намного больше, чем рассказываю им. Но вот так резко перевести тему на моего отца (а если они в курсе, что он был Центурионом, то сто процентов успели выяснить и то, что его нет в живых) – это просто жестоко.

      – Выходит, о моей маме никаких новостей, зато об отце поговорить вы не против, да? По-моему, это нечестно.

      – Согласен, – отвечает агент Карлайл. – Понимаю твою точку зрения.

      – Мунбим, я ведь сказал, что не располагаю сведениями о твоей маме, – произносит доктор Эрнандес. – Ты мне не веришь?

      Я пожимаю плечами.

      – Ладно, – говорит агент Карлайл. – То есть твой отец не был Центурионом?

      – Вы сами прекрасно знаете. – Я пытаюсь сдержать бессильную досаду, которая прорывается в голосе, но, кажется, выходит не очень. – Почему вам обязательно надо услышать это от меня?

      – Меня больше интересует, почему ты упираешься.

      – Так, – снова вступает доктор Эрнандес. – Попрошу вас обоих немного сбавить обороты. Живая дискуссия – вещь полезная, но в драку лезть ни к чему.

      – Извините, – коротко бросает агент Карлайл, но я смотрю ему в глаза и раскаяния в них не вижу.

      – Мой отец умер четырнадцать лет назад, – говорю я.

      Он кивает.

      – Я знаю. Мне очень жаль.

      – Так какая вам разница, был он Центурионом или нет?

      – Мне интересно, влияет ли это на твое мнение о них.

      – Нет. Мой отец стал одним из первых Центурионов, когда отец Патрик только учредил эту должность. Тогда Центурионы были другими.

      – Другими в сравнении с теми, которые состояли на службе у отца Джона?

      Киваю.

      – Они изменились после Чистки.

      – Но ты вроде бы говорила, что это просто слово, что