Средиземноморская одиссея капитана Развозова. Александр Витальевич Лоза

боцман репетовал команды, офицеры руководили людьми каждый у своей мачты, старший офицер – на палубе, матросы на головокружительной высоте вязали узлы, брали рифы, умудряясь при этом не сорваться в бушующие волны.

      Шторм нарастал, но корабль был подготовлен «по-штормовому».

      Первая вахта осталась у парусов. Вторая спустилась на внутреннюю палубу. Чертовски уставшие матросы забирались в свои подвешенные между бимсами парусиновые койки и в тусклом свете раскачивающегося, как маятник, фонаря тут же засыпали, чтобы успеть отдохнуть до начала следующей вахты. Вахта, в три смены, на корабле длится четыре часа, и в сутки ее стоят дважды.

      В четыре часа утра на «собачью вахту» на мостик явился вахтенный лейтенант, и командир капитан-лейтенант Развозов, сбросив дождевик и едва переступая от усталости, спустился к себе. В каюте все ходило ходуном. Лампа над столом раскачивалась, готовая разбиться вдребезги, ее свет будто живой судорожно скакал по каютным переборкам. Несмотря на это, каюта показалась необыкновенно теплой и уютной. Капитан-лейтенант расстегнул мундир, снял сапоги и прилег на койку, упираясь ногами, чтобы при очередном резком крене корабля не слететь с нее.

      «Черт бы побрал этот Бискайский залив! – ругнулся Егор Федорович. – Как неожиданно налетел шторм!» Они шли в Средиземное море впервые, и хотя о крутом зимнем нраве Биская были наслышаны, почувствовали его на собственной шкуре сразу же.

      С тем, насколько сильны осенне-зимние шторма в Бискайском заливе, сто двадцать пять лет спустя столкнулись советские военморы в декабре 1929 года, когда линкор Рабоче-крестьянского Красного флота «Парижская коммуна», как тогда на революционный манер именовался линкор «Севастополь», при переходе с Балтики в Средиземное море получил тяжелые повреждения, попав в жесточайший шторм ураганной силы – ветер до двенадцати баллов, волны высотой до десяти метров и длиной в сотню метров, которые швыряли гигантский линкор, как щепку, при этом крен линкора достигал тридцати восьми градусов. Все шлюпки разбило. Линкор зарывался носом по первую башню. Под мощными ударами волн разрушило носовую наделку, часть фальшборта, половину волнолома и образовался прогиб стальной палубы в носовой части. Трудно вообразить шторм столь чудовищной силы.

      Здесь, наверное, уместно сказать, что если уж стальное судно так повреждает шторм, что говорить о деревянных парусных судах, которые не обладают такой стойкостью перед силами дикой морской стихии, – бури, ураганы, шторма, шквалы, морские течения становятся для парусников труднопреодолимыми препятствиями, но моряки, ценой своего здоровья, а иногда и жизни, преодолевают их, пытаясь не сбиться с курса и победить в этой неравной борьбе. И сегодня парусники возвращаются с моря с разбитым рангоутом и поломанными мачтами, и сегодня колокол «Ллойда» звонит о тех, кто навечно остался в море…

      Командир фрегата «Кильдюин» капитан-лейтенант Е. Ф. Развозов мог, конечно, и не знать, что в Первую Архипелагскую экспедицию в конце октября 1769 года корабли адмирала