Подчиню тебя себе. Тори Майрон

негодую и с трудом сдерживаю язык за зубами, пока мы в полном молчании взлетаем и набираем необходимую для полёта высоту. Но, как только гаснет значок «пристегните ремни», моё терпение кончается, а раздражение вываливается через край.

      – Зачем нужно было заставлять меня так долго тебя ждать? – цежу я, повернув голову к Эмиру.

      Он и бровью не ведёт. Весь его фокус направлен на смартфон.

      – Ты меня слышишь, Эмир, или я со стеной разговариваю? – спустя минуту молчания высекаю я.

      – Слышу.

      Ох, надо же! Слышит всё-таки!

      – Тогда, может, ответишь, почему я должна была целый час тебя ждать? Ты считаешь это нормально? И то, что ты не предупредил меня о том, что мы сегодня покидаем Россию, тоже нормально? Я даже с родителями не успела попрощаться. Про друзей вообще молчу. Тут вообще-то вся моя жизнь, Эмир, а ты вот так просто увозишь меня!

      – Теперь вся твоя жизнь – это я, Алина. И советую тебе прямо сейчас уяснить это и смириться. Думаю, для тебя это не составит труда. Это же твой выбор, – ровно проговаривает он, оставаясь абсолютно спокойным, пока меня разрывает на части. Я едва держу себя в руках.

      – Да, мой, но это не значит, что я не имела права нормально попрощаться со всем, что мне дорого здесь, – запальчиво выдаю я, и Эмир с шумом выдыхает, словно уже успел устать от нашего короткого диалога.

      – Я вижу, тебе дико хочется поработать ртом. Так вперёд, – он откладывает телефон на соседнее кресло и бросает выразительный взгляд на меня. – Используй его по назначению, а не ради болтовни, которую я не желаю слышать.

      В мгновение ока поняв, на что он намекает, я дар речи теряю. А когда Эмир выдаёт приказ: «Ко мне», который я уже слышала в ночь нашей первой встречи, я осознаю, что он ни черта не шутит. Он правда требует, чтобы я сделала ему минет. Здесь. В самолёте. Вот так. Посреди важного для меня разговора.

      – Ты не слышала меня, Алина? – понизив голос, спрашивает он. В чёрных глазах загораются опасные блики и немое напоминание о том, что у меня нет варианта не повиноваться.

      От Эмира зависит судьба моей семьи и моя тоже. Я должна делать всё, что он скажет.

      – Я слышала, но я не собираюсь ничего делать на глазах у посторонних. Только через мой труп, – хотелось бы выдать это уверенно и твёрдо, но под гнётом пристального взгляда мужа голос сипнет.

      – О каких посторонних ты говоришь? Здесь никого нет.

      – А стюардесса? Вдруг она войдёт?

      – Она не посмеет без моего разрешения сюда войти, так что прекращай болтать и берись за дело.

      Мои щёки и шею обжигает огнём, в груди всё неумолимо сжимается, вытесняя из лёгких весь воздух. Так больно… До смерти больно слышать его равнодушный голос. И ещё ужасней чувствовать, как моя гордость втаптывается в грязь.

      Это же твой выбор.

      В голове эхом раздаются слова Эмира, когда я заставляю себя встать с кресла, подойти к мужу и встать на колени между его широко раздвинутых ног. Эмир не предпринимает никаких действий. Просто, откинувшись в