Париж… до востребования. Наталья Котенёва

друзей тоже не мог мне ответить. Я просто уже не знала что делать, я готова была сама отправиться на поиски…

      Мужчина прижался губами к моим губам.

      – Сама знаешь, я просто не хотел тебя волновать, думал, что сумею найти возможность давать о себе знать… Но, как видишь, не получилось, прости, любимая, что заставил тебя переживать!

      Дома я накрыла на стол, мы сидели друг против друга, я не могла наглядеться на родное лицо…

      А потом была любовь. Клод так жадно любил меня, задыхаясь от нетерпения, страсти, нежности… А я плавилась от счастья, от того, что он снова со мной, снова в моих объятьях, снова во мне и мне было нестерпимо хорошо.

      Эта его командировка была проверкой моих чувств к Клоду. Оказалось, что самым важным для меня было просто видеть его рядом, знать, что он жив и здоров и, что больше никуда от меня не уедет. Я не стала требовать от него всех подробностей его приключений, после возвращения это казалось не таким уж и важным! Со мной – и ладно! Я даже не могла тогда представить, насколько я была беспечной! Сейчас я винила себя в том, что не разделяла его интересов, что не поехала с ним в экспедицию. Позже мне казалось, что я могла настоять на том, чтобы поехать. Мне нужно было постоянно находиться рядом. Каждую минуту, каждую секунду, все время! Но мой деликатный и любящий Клод не стал меня грузить своими проблемами, а мне не хватило ума расспросить, заставить поделиться. Боже, как же я теперь жалела обо всем!.. Если бы только знать…

      Молодость беспечна и, если тебя окружает счастье, то кажется так будет всегда. Переживания ушли на второй план, волнения забылись, и я снова зажила беспечной жизнью женщины, которую любят и оберегают от всех забот повседневности.

      Один только раз меня насторожил разговор Клода, который я невольно подслушала, проходя мимо его кабинета. Дверь была приоткрыта, я видела его, нервно крутящего пальцами шариковую ручку, он с кем-то быстро говорил по-русски.

      Дома мы общались исключительно на французском, Клод считал, что ежедневная языковая практика совершенствует мое произношение. Русский язык он знал хорошо, но в Париже у него, кроме друзей и коллег лингвистов, не было возможности разговаривать на моем родном языке.

      В тот раз я не прислушивалась специально, не подслушивала, но уловила, что речь шла о каких-то медицинских исследованиях, о лаборатории, которую он, видимо, посетил во время поездки в Африку. Интересы Клода были настолько разнообразны, что меня не удивила такая тематика. Но почему он говорил по-русски? Это он звонил, или ему звонили из России? Я остановилась за дверью кабинета, прислушиваясь. Меня удивила нервная интонация в голосе Клода.

      – Я повторяю, – говорил он, – у них уже практически завершен эксперимент… они готовы к производству! Да, я уверен! Нет, я не мог ошибиться… эта информация стоила жизни трех моих человек, они погибли, добывая ее для меня! Лаборатория готова и полностью укомплектована для выпуска первой партии вирусных контейнеров… да, отсчет идет на месяцы, а, может быть и на недели.

      Тут