Зеленый. Цвет свободы. Анна Чернова

удовольствием, – я улыбнулась, было приятно видеть Лану не в слезах. Фотография была все еще у меня в руках, и Лана внимательно ее разглядывала.

      – Чье это фото? – в ее глазах мелькнуло удивление, которое она тут же скрыла. Это было так мимолетно, что я не уверена, что мне не показалось.

      – Да так, – я замялась, – женщины, которая меня родила.

      Я еще раз равнодушно посмотрела на фото и убрала его в папку.

      – А что это за сумка? – голос Ланы дрогнул.

      – Лана, я нашла квартиру и завтра переезжаю, – я подошла к ней и обняла, – спасибо тебе за всё! Позвони Джошу, скажи, что я больше не буду вам мешать.

      За ужином Лана была непривычно тихой и задумчивой. Мои мысли тоже были далеко от Нью-Йорка. Один вопрос к темноволосой девушке на фото останется навсегда без ответа. Всего один вопрос: ПОЧЕМУ? Почему она меня бросила?

      – Только сейчас сообразила, что никогда не спрашивала тебя, какая у тебя фамилия в девичестве была, – вопрос Ланы удивил меня.

      – Федорова. Кристина Георгиевна Федорова. Бабушка дала мне отчество своего отца.

      – Красиво звучит, – она задумчиво ковыряла еду вилкой. – А что случилось с твоими родителями?

      – Мать меня подбросила бабушке, когда мне был месяц, а отца я никогда не знала, – я пожала плечами и отставила тарелку. – Это грустная история. И из нее в живых сейчас осталась только я.

      – Почему ты решила, что твоя мать умерла? – Лана явно была в растерянности, но я не могла понять причину. Как адвокату, ей наверняка доводилось выслушивать истории похлеще.

      – Бабушка наняла детектива, чтобы найти ее. Он нашел. Ее труп. Сообщил ей об этом в письме. Бабушка умерла, когда прочла это письмо, – я вспомнила тот промозглый декабрьский день, когда хоронили бабушку, и вздрогнула. Непрошенные слезы хлынули на лицо. Я не заметила, как стала всхлипывать. Лана встала из-за стола и обняла меня.

      – Не плачь, моя девочка, не плачь, – она поцеловала мои волосы на макушке. Я подняла глаза и увидела, что она тоже плачет.

      – Я тоже вспомнила свою маму, – пояснила она, прочитав в моем взгляде вопрос. – Я была не идеальной дочерью. К сожалению, сейчас уже слишком поздно что-то исправить или попросить прощения, – она разомкнула объятия и села на место.

      – Извиниться никогда не поздно.

      – Она умерла. Так что, поздно, – она смахнула слезу.

      Домой мы шли в молчании, каждая в своих мыслях.

      Глава 6

      Утро выдалось дождливым.

      Желтое такси доставило меня по адресу, записанному Марией на бумажке печатными буквами. До навеса перед пиццерией с ярко-красной дверью было меньше метра, но нью-йоркскому ливню этого хватило, чтобы вымочить меня до трусов. Дрожа от холода, я удивленно смотрела на красную дверь. Куда идти? Внутрь? В ответ на мой немой вопрос сбоку высунулась светловолосая голова Марии.

      – Ты похожа на мокрую курицу, – она захохотала непривычно громким смехом и широко открыла дверь справа от пиццерии.

      Я поспешила за ней, боясь, что не найду этот