Старая коробка. Михаил Дудко

в Европу. Пока я перебирал их, мое сердце сжималось в груди, а легкие не могли нормально вдохнуть новую порцию воздуха. Но последней каплей среди всего этого стали фотографии из нашей последней поездки, куда мы ездили отдыхать с моей бывшей женой и покойной матерью. Когда я глядел на наши счастливые лица на фоне аскетичного пейзажа пустынных барханов, огромный ком подкатил к моему горлу, а из глаз непроизвольно вырвались слезы. Мое тело и разум начали биться в судорожных конвульсиях, раз за разом проматывая в голове воспоминания об уходе жены и о дне, когда моя мать умерла у меня на руках. Мое психическое состояние, восстанавливавшееся в клинике по реабилитации долгие месяцы, за несколько секунд рассыпалось вдребезги, оставив меня один на один с ужасающими и всепоглощающими меня воспоминаниями. Выронив фотографии из руки и отбросив от себя коробку, я судорожно хватал губами воздух и пытался хоть как-то вернуть контроль над своим телом и разумом, но все мои попытки были тщетны. Через несколько минут этой ужасающей панической атаки мне все-таки удалось доползти до тумбочки рядом с диваном, в которую я по приезде убрал свое успокоительное. Трясущимися руками я открыл ее и вытащил заветный блистер с белыми кругляшками, в которых я сейчас так отчаянно нуждался. Мои руки не слушались меня, и мне все никак не удавалось достать одну из таблеток, чтобы избавить себя от этих мучений, но в этих тщетных попытках, среди пелены ужаса и боли, застилавших мой мозг, я услышал голос, который пронзил мой слух своей отчетливостью.