Раб Петров. Ксения Шелкова

влетел мальчишка – брат мясника повернулся к нему с тревогой.

      – Что ещё?!

      – Меня мамка послала сказать тебе… Померли они! Помер дядька с дочерью! Они кровью харкали-харкали, мы как метались от одного к другому, узелки те с изумрудами хотели снять да выбросить – а никак, будто приросли, проклятые! И верёвку не разрезать было… А как оба они испустили дух, так шнурки и лопнули, будто гнилые. А у тётки вся рука от змеиного яду чёрными пятнами пошла, она криком кричала, потом, и говорит, мол: «Дайте мне, дайте камни проклятые, обратно ведьме верну, пусть подавится!» И бросилась с камнями туда бежать, где дом ведьмовской стоял… А мы тогда…

      – Что-о? – заорал отец мясника; до сих пор он стоял молча и стискивал зубы, предоставив младшему сыну говорить с Йонасом и Ядвигой. – Померли сын мой с внучкою?

      – Померли, да, – подтвердил мальчик. – Меня мамка и послала сказать вам…

      – А ну, органист, – тонким от ярости голосом завизжал старик. – Волоки нам сейчас ведьмино отродье, мы ему суд устроим! Это ведь из-за них, проклятых, всё! Это их камни проклятущие сына моего убили!

      Отец едва успел подхватить Ядвигу; в дом ворвались, и, грохоча сапогами, промчались мимо них разъярённые родственники мясника и их друзья. Тем временем снаружи уже горели факелы, слышался шум со всех сторон. Раздавались крики: «Давай его сюда!», «Из-за него, ведьмина отродья, скоро все перемрём, заживо гнить будем!», «Тащи его!», «Забей ему в глотку те изумруды проклятые!», «Ищите же его, в доме ищите – прячут, небось, дьявола!»

      Мать забилась в истерике; Ядвига же только успела вытащить Иеву из дома, боясь, что младшая сестра ненароком окажется в руках потерявших человеческий облик соседей… Мать упала на колени, застучала лбом об пол: «Пощадите, люди добрые! Не губите!». Отец подхватил её под локти и поволок во двор. Там они стояли, растерянно озираясь – а в доме творился хаос: там швыряли и разбивали посуду, ломали мебель, срывали занавески, крушили всё, что попадалось под руку… Затем вспыхнул огонь – и ночная тьма осветилась тысячами искр…

      Ядвига с Иевой и матерью сидели, укрывшись в кустах, неподалёку от дома священника. Йонас кинулся к святому отцу за помощью; тот, однако, не только не стал выходить, чтобы успокоить толпу, но даже побоялся впустить семью органиста в свой дом – пообещал лишь молится за его невинных дочерей.

      Ядвига прижимала матушку с сестрой к себе и лихорадочно шептала:

      – Ничего, это ничего, пусть! Ведь Андрюса дома нет, а они не найдут его и уйдут скоро… Как солнце взойдёт, мы Андрюса дождёмся, да и уедем отсюда навсегда, уедем, матушка, на родину к тебе. В Смоленск! Нам только Андрюса дождаться – он с рассветом придёт. И мы уедем. Уедем впятером, никто нам больше ничего плохого не сделает…

      Их дом пылал точно факел, и улица на несколько часов стала светла, как днём.

* * *

      Андрюс не слушал сбивчивое бормотание сестёр, что не верили своим глазам, видя его целого и невредимого. Стало быть,