Клин клином. Онгель Таль

ложку, и Мурат трясущейся рукой помогает маме запить горький порошок.

      – Где… Милана? – спрашивает она, с трудом проглатывая лекарство.

      Мурат невольно стопорится. Сестра. Он не видел ее в доме, когда заходил, не видел ни в комнате, ни на кухне, ни в коридоре. Он даже не думал о ней до этого момента. Толя, будто чувствует его стыд, сжимает плечо крепкой ладонью и отвечает за него:

      – Она наверху.

      – Наверху, – повторяет Мурат, чувствуя облегчение. Толя умеет подгадывать момент.

      Мама кивает и опускает голову, закрыв глаза от усталости. Дыхание все никак не выравнивается, одышка не отпускает. Запасов лекарств едва хватит на эту ночь, а до маминой пенсии еще недели полторы минимум. Есть небулайзер с мгновенным эффектом, но у раствора для ингаляции неприятная побочка.

      Когда Мурат дает маме стакан с водой, чтобы на сухую не кашлять, ее рука резко дергается, и вода разливается на пол. Мама протяжно стонет, с силой обнимает себя за плечи, сгорбившись.

      – Давит. – Слышит Минхо сквозь свист и плачь.

      Все определенно идет по накатанной. Он вскакивает с места и включает уже заправленный небулайзер в сеть. Толя провожает его рассеянным взглядом. Он стоит рядом, готовый помочь в любую минуту, но сдерживать панику у него получается хуже. Мурат даже думать боится о том, что могло произойти, если бы он остался пережидать ливень под крышей магазина.

      Мама кривится от боли и плотно сжимает зубы, когда он приближает к ее лицу пластмассовую насадку небулайзера.

      – Мам, не упрямься.

      Но та снова качает головой в надежде, что таблетки помогут и сейчас.

      – Елена Ануровна, – звучит за спиной голос Толи. – Скоро должны вырубить электричество из-за сильного ветра. Прошу вас, подышите, пока есть возможность.

      – По радио передавали. – Мурат редко ей врет, но ветер на улице действительно штормовой, поселок вполне могут обесточить.

      Мама послушно размыкает губы. Толя тут же нажимает на кнопку аппарата, и облако распыленного лекарства вместе с протяжным гудением проникает в ее рот.

      Тучи наконец выдыхаются, и дождь слабеет. В доме стоит тишина и пахнет лечебными аромамаслами. Хвойных свечей осталось не так много, а жасминовых до кучи. Купить бы еще набор, думает Мурат, вытирает пот над верхней губой и идет проверять сестру. Лестница на чердак скрипит под ногами, влажные руки скользят по перилам. Силы давно покинули его, в теле еще есть какие-то крохи, но они едва теплятся.

      «Терпи, терпи, терпи».

      Мурат надеется увидеть Милану спящей, ведь время давно уже перевалило за полночь, но чердак, где он днюет и ночует, сейчас мрачен и пуст.

      – Мила, ты где?

      В ответ – гулкое тиканье дедушкиных часов на стене. Подушки сложены в стопку, с утра не тронуты, и одеяло без малейшего намека на вмятины. Сестра, видимо, вообще не ложилась. Он спешно поднимает край покрывала – под кроватью никого. Под рабочим столом, где Милана любит точить карандаши, тоже. Даже окно проверил, мало ли