Смерть за добрые дела. Анна и Сергей Литвиновы

представил двоюродный брат, – наш юный гость.

      Санитар зловеще усмехнулся:

      – Ну, пошли.

      И сразу хвать за плечо – пальцы холодные, цепкие. Тоша не сомневался: брательник с ними вместе пойдет. Но тот сразу за дверь, одного бросил!

      Страшный дядька деловито спросил:

      – Тебе показать, как храним, или сразу на вскрытие?

      Решимость Антошкина улетучивалась все стремительнее.

      Но храбро сказал:

      – Давайте в хранилище сначала.

      – Ну, тогда гляди. – Санитар втолкнул его в сумрачную комнату.

      Стены кафельные, посреди каталка, на ней тело под простыней. Рука выбилась, к полу свешивается, пальцы скрючены.

      Проводник включил яркий свет, скинул покров. Дед. Тощий. Голый. На груди неприятные пятна синие. И глаза приоткрыты, будто подсматривает.

      – Этого только привезли, – сказал санитар. – Оформить надо.

      И бирку клеенчатую с чернильным номером протягивает:

      – Давай помогай. На ногу прицепи ему. На большой палец.

      Руки у Тошки дрожат, ладони вспотели. Но храбро взял. А едва холодного тела коснулся, взвизгнул: показалось, шевельнулся мертвец.

      – Слабак, – пренебрежительно сказал санитар.

      Бирку сам покойнику надел, а Тошу потащил в комнату побольше. Здесь оказалось еще ужаснее. Два стола металлических. На одном голый труп, да какой – серо-синий, с грудью вспоротой. Под головой деревянный чурбачок, острая бороденка смотрит в потолок, а лицо молодое совсем. У секционного стола женщина в белоснежном халате. Глаза строгие. И его откуда-то по имени знает. Велела:

      – Подойди ближе, Антон.

      Подошел. Страшно, противно. Руки липкие.

      Докторша усмехнулась:

      – Да ты боишься! Может, домой?

      – Нет-нет! Я хочу посмотреть! – голос дрогнул, сорвался.

      – Прямо вскрытие посмотреть? А не стошнит?

      Подросток сглотнул. Прошептал мужественно:

      – Я смелый.

      – Хорошо. Давай тогда вместе закончим с грудной клеткой.

      С равнодушным лицом погрузила обе руки в разрезанную грудь. Вытащила из покойника что-то большое, черное, омерзительное. Спросила:

      – Как думаешь, что это?

      Биологию Тоша любил. И, хоть сейчас очень боялся, головы окончательно не потерял. По форме, да и месту, откуда достала, на легкое похоже. Но почему цвет такой? Должно ведь розовым быть? Или хотя бы бурым?

      А докторша вдруг предложила:

      – Наклонись. Понюхай.

      Тут уж не выдержал. В страхе отступил, взмолился:

      – Можно я уйду? Пожалуйста!

      Но злющая только усмехается:

      – Нет, милый. Никуда ты не уйдешь. Мы еще даже не начинали.

      И санитар настороже, сзади. Одной стальной рукой держит, второй его голову почти к секционному столу наклоняет.

      Гниль. Химическое что-то. И отчетливо – как из пепельницы переполненной.

      Подросток закашлялся. Врачиха сказала:

      – Курил