Легенды нашего края. Последние короли Увелки. Анатолий Агарков

ты её выкопал? Где ты нашёл эту девку в блажном уме?

      – А, что, отец? Что я сделал? – удивился Султан из-под руки.

      – Я хоть и сам грешен, – сказал Тимофей, силясь овладеть собой и провести экзекуцию умом, а не сердцем. – Но до такого не опускался. Ты бы лучше сучке соседской щенят заделал.

      – Ты, отец, часом не спятил? – страх покинул Султана: он быстро смекнул, что в углу ему кнут совсем и не страшен. – Ты скажи, чего взбеленился?

      – Отпирается и не краснеет, – Тимофей воззрился на сына, будто отыскивая на лице его признаки подозрительного румянца. – Ты дуру эту русскую зачем брюхатил? Если женилка покоя не даёт, так я тебе её вмиг укорочу.

      Тимофей пошарил вокруг взглядом, будто подыскивая инструмент для хирургической операции, и в этот момент Султан метнулся к двери.

      – Ай, шайтан! – старший Гулиев кинулся следом, не догнав, кричал на всю улицу. – Домой не вздумай возвращаться. Живи там, где нагрешил.

      Голос его срывался на петушиный крик.

      3

      Репейники цеплялись за штанины. Голые стебли одуванчиков утратили уже свои пуховые береты. Травы побурели, не выдержав палящих лучей, но лето уже переломилось. Солнце хотя и поднималось высоко в голубом небе, но уже не припекало – косить будет не жарко. Всё приуныло в ожидании осени. Лишь тополя безмятежно шелестели зелёными листьями, словно не чувствуя, что лето на исходе.

      Показался табор.

      У костра рядом с Тимофеем Гулиевым сидел старый его приятель – Иван Степанович Кылосов, заведующий клубом имени Володарского и заядлый рыбак. Он вертел в руках папиросу и, поглядывая в костёр, приценивался к уголькам.

      – Выспался, Иван Степанович? – иронично, но с уважением спросил Тимофей, помешивая варево в закопченном котле.

      Широкие густые брови Кылосова дрогнули, губы раскрылись, обнажив ровные крепкие зубы:

      – Такое привиделось! И сказать смешно… Чудный сон!

      Тимофей присел на корточки, хлебнул из ложки, сдувая пар и щурясь:

      – Какой, Степаныч?

      Кылосов расплылся блаженной улыбкой.

      – Какой? – допытывался Гулиев.

      Завклубом немного поколебался – рассказывать иль нет? – и сказал:

      – Бабёнка голая да развесёлая…

      – Худой сон, Степаныч, – с огорчением отметил Тимофей.

      – Э, – Кылосов беспечно махнул рукой. – Это вам Аллах запрещает, а лично мне голые да развесёлые шибко по душе. Несчастную бабу любить – вред для обоих. Верно, сынки?

      Он обернулся к подходящим парням:

      – Иль только в мечтах с девкой миловались?

      – Ну, да уж, конечно, – насупился Султан.

      – По-моему, Вовка – весьма ловкий молодчик, – сказал Тимофей. – Из него артист бы вышел – народный. Мы супротив него – ослы длинноухие, доверчивые.

      Приятель Султана, голубоглазый и белобрысый паренёк, молча присел к костру, глаза его невинно следили за игрой пламени.

      – А-а, – махнул рукой Кылосов. – Жалкие последователи Станиславского?