Умереть, чтобы жить. Сана Светлая

раз за разом, делал вывод, что поступил правильно.

      Он не мог взорвать, несмотря на приказ, дом, в котором находился человек, уничтоживший накануне склад оружия на их базе в Соннаме, дом с четырьмя детьми.

      Нет. Он мог. Но не хотел. Потому что считал, что дети имеют право жить.

      Потому что дети не могут быть жертвами взрослых игр.

      «Правильно, Хен. Ты поступил правильно», – сказал он себе.

      И тут же внутренний критик ехидно спросил:

      – А морду майору зачем набил? Не смог сдержаться? Сильно хотел?

      – Хотел… Еще как хотел… Потому что те, кто носит погоны, должны защищать гражданских, особенно детей, а не убивать их, играя в бога, – продолжал внутренний диалог Хен Мин.

      ***

      Хен никогда не видел родных родителей. А может и видел, но никаких воспоминаний о них у него не осталось.

      Иногда ему казалось, что с самого своего первого дня он жил в детском доме.

      Казенная мебель, одежда и еда заменили ему нежность материнских рук и приготовленный с любовью обед.

      Он привык к тому, что никто не спрашивал его: «Как прошел день?», никто не задувал с ним свечу на торте в день его рождения, никто не пытался успокоить его, когда ему было плохо.

      Уже тогда, будучи совсем ребенком, Хен считал, что человек рождается на свет именно таким, потому что так кем-то там, наверху, было задумано. И он все никак не мог понять эту страсть человека к травле тех, кто слабее тебя. И эту способность взрослых ничего не видеть.

      Там, в детском доме, в этом аду, он хорошо усвоил правило: не дай себя сломить, ни разу, никому.

      И он яростно защищал свои границы и себя самого, поэтому синяки и ссадины были его верными друзьями.

      К девяти годам Хен сменил четыре детских дома. И куда бы привела его судьба – неизвестно. Но, однажды, в его жизнь вмешался случай…. Видимо там, наверху, кто-то все-таки решил протянуть ему любящую руку помощи.

      ***

      Тогда, 20 лет назад, когда все дети с радостным предвкушением и надеждой, что их усыновят, ждали дня открытых дверей, Хен Мин в порванной рубахе и с комьями грязи на единственных оставшихся штанах дрался на футбольном поле с новыми соседями по комнате.

      Сначала его, как новичка, хотели заставить мыть всю грязную обувь, а потом, услышав «нет», дружно, сдабривая ударами, затолкали в шкаф и заперли.

      Нет, Хен Мин не боялся темноты. Он боялся, что однажды сил сопротивляться всему этому не останется… И тогда смысл его жизни будет потерян. Ведь Хен Мин, рожденный именно таким, какой он есть, просто исчезнет.

      Он согнул ноги в коленях, несколькими ударами выбил дверь шкафа и вылез наружу. «Черт, почти два часа, – сказал он себе, – надо быстро переодеться и в зал… Иначе и здесь начну с проблем.

      Хен было метнулся к своей кровати, но все его скромные пожитки были изорваны в лохмотья, его сокровищница – шкатулка – разбита, а ее содержимое валялось поломанным на полу.

      «ААААААААА, – сжав кулаки закричал он, – АААААА»!!!

      Как в замедленной киноленте, Хен шел в поисках