Цвет нашей интеллигенции 19-го века. Буква «М». Евгений Валентинович Подолянский

моя страсть была скрипка. Еще до отъезда моего на службу в Варшаву я уже начал пилить на этом инструменте, сперва по слуху наигрывая разные песни, а потом уже и по нотам. По приезде Варшаву, я умолял моего дядю дать мне учителя на скрипке. Он и сам быль большой поклонник музыки и усердно по целым часам, насвистывал на флейте разные арии из известных тогда опер. Но в отношении к моей музыкальной страсти этот чудак-дядя оказал сочувствие, совершенно согласно с его циническими воззрениями на вещи и на людей. Он купил для меня скрипку на одном аукционе за три руб., а в учителя взял полкового и пьяного музыканта, игравшего на валторне, но который в то же время и на скрипке поигрывал секунду на бальном квартете. После десяти уроков я потерял всякую охоту продолжать, учение. Прошли годы, я поступил в школу гвардейских подпрапорщиков. Но страсть моя к игре на скрипке усилилась еще более от следующего обстоятельства. Во время коронования в Варшаве императора Николая Павловича в мае 1829 году, приезжал туда знаменитый Паганини, царь бывших и настоящих скрипачей. Он произвел неописанный фурор и дал девять концертов в народном театре, который был битком набит, несмотря на тройную цену билетов. Я плакал, рыдал. слушая дивные звуки, извлекаемые волшебным смычком из волшебной скрипки этого гиганта исполнительной концертной музыки, подобно которому я никогда не слыхал и, вероятно, никогда не услышу».

      В 1830 Николай Макаров окончил школу и был произведён в офицеры. Появилась возможность самостоятельно нанять учителя для обучения игре на скрипке. Но здесь в Польше вспыхнуло восстание, и герой нашего очерка был пленён повстанцами. Хорошо ещё, что не убили. Получил он свободу, когда в августе 1831 года войсками под командованием фельдмаршала И.Ф. Паскевича была взята Варшава. Макаров принял решение выйти в отставку и поселиться в деревне Тульской губернии, приданое его первой жены. «В то время скрипка была уже окончательно оставлена. а гитара входила у меня в милость». Родные и близкие хором взывали к нему, мол, поздно тебе уже осваивать новый музыкальный инструмент, и на нём не сыграешь ничего путного. «Около того времени удалось мне приобрести в Москве очень хорошую гитару работы Штауфера, лучшего тогда гитарного мастера в Европе. Я разучил уже серьезные пьесы для гитары, преимущественно сочинения Мауро-Джулиани, величайшего гитарного композитора. Но я чувствовал тогда же, что стиль джулиановской музыки уже устарел, что в этой, впрочем прекрасной музыке, не доставало уже многого, чего не мог еще тогда себе объяснить. Не было в ней того новейшего блеска, того концертного шика, который находился в сочинениях тогдашних виртуозов фортепьяно, скрипки и других главных инструментов. Тогда же я написал несколько малых и больших произведений и между ними мазурку, которая впоследствии произвела фурор в моем концерте в Брюсселе». Среди слушателей гитарного исполнения Макарова поползли разговоры о том, что он «Паганини на гитаре». Однако, директор оркестра Московского театрального общества, господин И.И.Иоганнис, выразил своё мнение Макарову – «Вы избрали самый трудный, неблагодарный инструмент, и я от души жалею, что вы даром тратите ваш талант». «Доходило иногда до того, – вспоминал Николай Петрович впоследствии, – что я хотел сжечь и гитару, и все мои сочинения и ноты, и навсегда отречься от музыки». Кризис прошёл. Позже Николай Петрович напишет: – «Едва ли возможно быть настойчивее, терпеливее и бескорыстнее,