Театр Жизни. Виктор Добросоцкий

– это магия неизведанных смыслов и парение человеческих душ», – философствовал генеральный конструктор и никогда не упускал возможности вторым номером поучаствовать в финальных испытательных полетах. Он утверждал, что генеральный конструктор должен слышать мелодию двигателя в полете, чтобы точно понимать, ту ли песню, которую закладывали в нем конструкторы, поет железный бас.

      Таисия – поистине не ассистент, а бизнес-ангел – неслышно впорхнула в кабинет, и перед глазами Ивана Тимофеевича появилась записка «Ваш гость забыл паспорт, и мы не можем его пропустить на завод из-за режима секретности».

      – Дядя Коля! – подумал раздраженно генеральный конструктор. – Какой же формализм: Героя Советского Союза на военный объект не пустить. Но возмущаться было себе дороже – служба безопасности свою работу делает тупо и без компромиссов. Так подобает работать с гостайной. Государственная тайна исключений не любит. Безопасность не должна опираться на благородство людей.

      – Проводи, Таисия, моего друга в домик для приема гостей. Угощай всем, что пожелает. Я через полчаса закончу совещание и прибегу, – тихо прошептал он предусмотрительно нагнувшейся к нему Таисии.

      Иван Тимофеевич был так взволнован, что непроизвольно свернул совещание на пятнадцать минут раньше обычного и быстрой моложавой походкой направился в дом приема гостей.

      Открыв дверь торжественного зала, обставленного галереей макетов самолетов конструкторского бюро, Иван Тимофеевич увидел дядю Колю! Он стоял, опираясь на старую истертую временем деревянную трость, пытаясь казаться элегантным, и рассматривал самолеты. Боже, как меняются люди! Гость обернулся на звук открывшейся двери и сделал неуверенный шаг в направлении Ивана Тимофеевича и в нерешительности остановился. На него смотрел не бравый летчик с маминой фотографии, а жалкий, несчастный 80-летний старик. Блестящий, засаленный на локтях, обвисший не по размеру на плечах старомодный коричневый пиджак, рубашка в клетку с заношенным воротничком, черные не глаженные брюки с пятнами от грязи вызвали у Ивана Тимофеевича каскад чувств. Это были и чувство жалости к старику, и чувство вины за свою обеспеченную жизнь. Он явственно стал осязать давно забытый пронзительный запах бедности послевоенного детства. «Самое верное средство быть бедным человеком – оставаться честным», – сказал Наполеон о таких людях, как дядя Коля.

      Иван Тимофеевич внимательным взглядом, полным боли, восхищения и радости, рассматривал дорогого гостя. Несмотря на морщинистое лицо и седую неопрятную бороду, из-под густых брежневских бровей на него смотрели удивительно молодые жгучие карие глаза дяди Коли. Конечно, Иван Тимофеевич не мог помнить друга отца, но сейчас ему показалось, что сквозь пелену детства из его памяти всплыл образ героя. Конечно же это дядя Коля, родной мой человек. Мама год не дожила до этой встречи. Как жаль. Как жаль. Воспоминания детства взбудоражили сознание Ивана Тимофеевича, и сердце его защемили