Холодный дом. Чарльз Диккенс

скромностью делаешь так много. В твоих руках даже этот дом превратился бы в уютное гнездышко.

      Моя милая, простодушная девочка! Она и не подозревала, что этими словами хвалила себя, – ведь надо было быть очень доброй, чтобы так меня превозносить!

      – Можно задать тебе один вопрос? – спросила я после того, как мы с нею немного посидели у камина.

      – Пожалуйста – хоть пятьсот, – сказала Ада.

      – Я хочу спросить тебя о твоем родственнике, мистере Джарндисе. Я ему многим обязана. Ты могла бы что-нибудь рассказать мне о нем?

      Ада откинула назад свои золотистые волосы и, смеясь, посмотрела на меня так удивленно, что я тоже диву далась – до того поразили меня и ее красота и ее изумление.

      – Эстер! – воскликнула она.

      – Да, дорогая?

      – Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе про кузена Джарндиса?

      – Да, милая, ведь я никогда его не видела.

      – Я тоже никогда его не видела! – сказала Ада.

      Кто бы мог этому поверить!

      Да, она в самом деле никогда его не видела. Но как она ни была мала, когда мама ее скончалась, она помнит, что мама никогда не могла говорить без слез о мистере Джарндисе, о его благородстве и великодушии, о том, что на него можно положиться во всех случаях жизни; и Ада полагается на него. Несколько месяцев назад кузен Джарндис, по словам Ады, написал ей «простое, искреннее письмо», в котором предложил устроить ее жизнь так, как это теперь было решено, и выразил надежду, что «со временем это, возможно, залечит кое-какие раны, нанесенные роковой канцлерской тяжбой». Ада ответила письмом, в котором с благодарностью приняла это предложение. Ричард получил такое же письмо и написал такой же ответ. Вот ему удалось видеть мистера Джарндиса, но только раз, пять лет назад, в Винчестерской школе. Он рассказывал о нем Аде в ту минуту, когда я вошла и увидела, как они стоят у камина, опираясь на экран, и добавил, что мистер Джарндис, «помнится, этакий грубовато-добродушный краснощекий человек». Вот и все, что Ада могла мне сказать о нем.

      Это заставило меня призадуматься, и, когда Ада уже спала, я все еще сидела у камина и все думала да раздумывала – какой он, этот Холодный дом, и почему вчерашнее утро кажется мне теперь таким далеким. Не помню, куда забрели мои мысли, когда стук в дверь вернул меня к действительности.

      Я тихонько открыла дверь и увидела, что за нею стоит мисс Джеллиби, трясясь от холода и держа в одной руке сломанную свечу в сломанном подсвечнике, а в другой – рюмку для яиц.

      – Спокойной ночи! – хмуро проговорила она.

      – Спокойной ночи! – отозвалась я.

      – Можно войти? – неожиданно буркнула она, все так же хмуро.

      – Конечно, – ответила я. – Только не разбудите мисс Клейр.

      Мисс Джеллиби отказалась присесть и, угрюмо насупившись, стояла у камина, макая черный от чернил средний палец в уксус, налитый в рюмку, и размазывая им чернильные пятна по лицу.

      – Чтоб ей провалиться, этой Африке! – внезапно воскликнула она.

      Я хотела