Трактир «Ямайка». Моя кузина Рейчел. Козел отпущения. Дафна дю Морье

я, ты поседеешь, Мэри, как поседела я, начнешь заикаться и плакать по ночам, и вся твоя прелестная беззаботная юность умрет, Мэри, как умерла моя.

      Затем тетушка поднялась из-за стола и оттолкнула в сторону стул, и Мэри услышала, как она взбирается по лестнице, с трудом передвигая непослушные ноги, как нетвердой походкой бредет к себе в комнату и закрывает дверь.

      Мэри продолжала сидеть на полу около пустого стула. Она увидела сквозь кухонное окно, что солнце уже почти исчезло за дальним холмом, и осталось совсем немного времени до того, как ноябрьские сумерки, серые и зловещие, снова опустятся на «Ямайку».

      Глава 4

      Джосса Мерлина не было почти целую неделю, и за это время Мэри успела кое-что разузнать о здешних краях.

      Ее присутствия в баре не требовалось, потому что никто не приходил туда, пока не было хозяина, и она могла бродить где угодно после того, как управлялась с домашними делами. Пейшенс Мерлин прогулок не любила; у нее не возникало желания двинуться куда-нибудь дальше курятника на задворках трактира и начисто отсутствовала способность ориентироваться. Из разговоров с мужем тетушка запомнила несколько названий холмов, но о том, где они находятся и как туда добраться, она не имела понятия. Так что Мэри обычно около полудня отправлялась в путь на свой страх и риск, и ориентироваться ей помогало только солнце да еще здравый смысл, с рождения присущий сельским жителям.

      Вересковые пустоши были еще более дикими, чем ей сперва показалось. Как бескрайняя пустыня, они протянулись с востока на запад; кое-где их пересекали проселочные дороги, и огромные холмы разрывали линию горизонта.

      Где они заканчивались, Мэри не могла сказать, ведь только однажды, забравшись на самую высокую вершину позади «Ямайки», она заметила далеко на западе серебристое мерцание моря. Это был безмолвный, безлюдный край, необозримый и не тронутый человеком. На вершинах холмов каменные плиты громоздились одна на другую, удивляя странными очертаниями и формами, – массивные часовые, которые стояли там с тех самых пор, как рука Господня сотворила их.

      Некоторые походили на гигантскую мебель, этакие чудовищные стулья и кривые столы; а из осыпавшихся камней поменьше сложилась фигура лежащего великана, которая отбрасывала тень на вереск и пучки жесткой травы. Были здесь и вытянутые глыбы, которые стояли вертикально, чудесным образом сохраняя равновесие, как будто опираясь на ветер; встречались и плоские, словно алтари, – их гладкая отполированная поверхность смотрела в небо, тщетно ожидая жертвы. На высоких вершинах обитали дикие овцы, а также вороны и сарычи; холмы давали приют всем одиноким тварям.

      Черные коровы паслись на пустоши внизу, их осторожные копыта ступали по твердой земле, они инстинктивно избегали пышных, соблазнительных пучков травы, росших на топкой трясине, которая вздыхала и чмокала. Когда ветер налетал на холмы, он печально свистел в расщелинах гранита, а иногда вздрагивал, как вздрагивает от боли человек.

      Странные ветры налетали из