Салюты на той стороне. Александра Шалашова

вы чего, это же конопушки, не знаете разве? Конопушки, ха. Конопля ты конопатая, а кто сказал, забыла уже, на второй день было, на второй, в коридоре возле столовки. И вот я уже не Рыженькая, а Конопля.

      Потом и это изменится.

      Про комнату было потом.

      Однажды мы на прогулку не пошли, я сказала – в комнате посидим. Алевтина заорала, что мы и так белые, куда дальше-то. Но силой не стала, а оказалось – комнатой никто не называет, а только палатой, как в больнице. Ты домашняя девочка, сказала Белка, тебе-то откуда знать.

      Ленка все еще смотрит.

      – Ну куда денусь. Давай раскрашивай морду дальше, наверняка ведь не все.

      – Хочешь, и тебе блеск для губ дам? С клубничкой.

      – Сейчас же съедим его, ну. Зачем? Лучше вечером.

      – Да ты и вечером не захочешь, – себя мажет блеском, – а вообще-то нужно есть так, чтобы не размазывался. Лучше вообще не есть. Или как-нибудь через трубочку, не знаю.

      – Да где ты видела трубочки?

      – Мы в Москве в «Макдак» ходили, там трубочки ко всему – охрененно, да? А ты была?

      – Нет.

      – Ну ясно, – и жалеючи смотрит через плечо.

      – Слушай. Я тебе должна кое-что сказать.

      – Потом скажешь, ладно? А то завтрак совсем уберут, а каша остывшая блевотная больно…

      Это точно, потому и не едим ее.

      Надеваю невыносимые очки с захватанными стеклами, и мы идем в столовку.

      К завтраку бутерброды с колбасным сыром с темно-коричневой каемочкой, а я ела только «Пошехонский», заветренный немного, или никакой вообще. Когда я совсем мелкая была, что даже не помню, родители покупали со скидкой – вообще очередь выстраивалась, когда она появлялась, и стыдно им, наверное, было среди бабок в заплесневевших пальто с твердыми застывшими меховыми ворсинками воротников, в лаке для волос, перхоти и пыли. Но иначе покупали бы раз в два месяца, наверное. А я же росла, нужен кальций для всего. Когда уже в школе была, папа мог сыр просто так покупать, без всякой скидки. И творог. И молоко – заставлял пить каждое утро, даже в чай добавлять. Даже когда оно портилось, шло хлопьями, все выпивала, чтобы стало больше чертова кальция в теле, в ногтях. В школе медсестра сказала, что это я потому такая слабенькая – из-за недостатка белка. Ногти вот как проверяли – не стригла нарочно две недели, а потом старалась поскрести что-нибудь твердое. Но они все ровно ломались – значит, мой кальций был какой-то не такой.

      Может быть, в хлопьях-то и больше всего кальция, он как-то сбивается сам собой, становится концентрированным, но хлопья я вылавливала, не ела, когда папа не видел. Потом он перестал все видеть.

      Потом, без папы, мы снова за сыром со скидкой стояли.

      Возле тарелок с бутербродами сидит Юбка.

      – Эй, – он говорит Ленке, не мне, меня мимо, – вы что, с Коноплей там трахались? Все уже пожрали давно, чего тормозили?

      Дебил, она пожимает плечами, но отходит подальше, уже нет нужды, мы в столовой, в хорошем безопасном месте, но только он вот почему