Детство. Автобиография… почти. Книга первая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон». Илья Андреевич Беляев

Игнат Андреевич. Его в психбольницу поместила собственная жена за буйное поведение. Несколько раз ей давали от ворот поворот, но все же однажды ее жалобы взяли верх и мужа упекли по всем показателям. Оказалось, совершенно правильно. Игнат вел себя как настоящий псих: бросался на медицинских работников, кусался, плевался, ломал мебель и совершал неоднократные попытки членовредительства с предполагаемым последующим летальным исходом.

      «Неужели на этот раз добился своего?»

      – Вы Евграфий Порфирьевич?

      – Да. Он самый.

      – Меня зовут… Я следователь по вашему делу, и если вы не возражаете, хочу немного осмотреться. Как раз после полного обследования вашими коллегами представилась такая возможность.

      Мужчина достал из кармана пластиковую визитку с номером полицейского участка, городским телефоном и передал ее Евграфию.

      – Нет-нет, конечно, комната в вашем полном распоряжении.

      – Вы еще не сообщали родным или близким этого человека о постигшем их несчастье?

      – Нет. Пока еще нет.

      – Не сообщайте. Я должен провести здесь расследование. Это займет день-два. Очень вас прошу!

      – Хорошо. Я повременю с этим, – озадаченно произнес заведующий. – Но… «скорая» констатировала летальный исход без наложения на себя рук. Не так ли? Или я чего-то не понимаю?

      – Все так, Евграфий Порфирьевич, но есть некоторые моменты, которые могли ускользнуть от ваших коллег и от вас самих. Если вы не возражаете, я хотел бы осмотреться здесь наедине.

      – Конечно-конечно, не буду заставлять вас просить о подобном дважды. Идемте! – сказал он своим работникам и закрыл перед собой дверь.

      Раздав незначительные указания и спросив о самочувствии остальных пациентов больницы, Евграфий направился к выходу и практически у самого лифта, где располагался стол регистратора, помимо Лизы обнаружил сидящую там же Аглаю Геннадиевну. Остановившись, он с упреком посмотрел в ее старческие, грустные, утомленные глаза.

      – Я, конечно, понимаю ваш возраст и те годы, которые вы здесь проработали, но нужно быть сдержаннее, осмотрительнее и не так скоропалительнее в своих выводах. Я еще могу понять молодое поколение, – указал он на осунувшуюся под праведным гневом Лизу – но от вас я ожидал такого меньше всего.

      – А что сразу я? Я сунулась в палату, а там тихо. Убрала, вымыла, а он лежит. Обычно его санитары держат… а тут… ну я пульс пощупала, а его и нет! Что мне еще думать, если он накануне о суициде разговоры вел?

      – Семь раз отмерь – один раз отрежь! Знаете такое? Это вас обеих касается. Значит расклад такой: тебе, Лиза, строгий выговор со всеми последующими лишениями и запятнанными характеристиками, а вам, Аглая, думаю, придется поискать новое место работы!

      – Батюшки-святы, да как же так? – взмолилась женщина.

      – Евграфий Порфирьевич, простите меня, пожалуйста! Я же не специально все это подстроила! Как же я без медицины? Родители не перенесут этого!

      – Раньше нужно было думать.

      Мужчина