Романтизация зла. Фэя Моран

она двигалась подо мной так, словно хотела вырваться, наверное, потому что я был немного груб. И тогда я сжимал тонкие запястья с ещё большей силой, представляя, как они с хрустом ломаются прямо в моих ладонях.

      Надо же, эти мысли – что-то новенькое… Нечто возбуждающее.

      Когда же мы закончили, сил у неё уже почти не осталось. Дыхание девочки сбилось, а из киски вырывались остатки моей спермы.

      Я встал, натянул штаны и повернулся к зеркалу, стараясь привести в порядок растрепавшиеся волосы.

      – Энтони… – прошептала Жаклин, часто дыша.

      Она встала, по-прежнему голая, и даже умудрилась потянуться ко мне, чтобы дотронуться губами до моей щеки, но я легко перехватил её тощую руку.

      – Ты свободна, – бросил я. – Никаких больше чёртовых поцелуев на сегодня.

      Она удивлённо похлопала ресницами и растерянно перевела взгляд на мою руку, продолжавшую крепко держать её тонкое запястье. Затем отошла и, будто стесняясь, закуталась в одеяло, закрыв мне обзор на свою грудь с набухшими розовыми сосками.

      – И что это значит? – спросила Жаклин. – Как это «свободна» и «никаких поцелуев»?

      – То и значит. – Стоя у зеркала, я вновь посмотрел на своё отражение и заметил пару царапин, оставленных её коготками, на своём торсе. Издевательски я добавил: – Поцелуи будут только после свадьбы.

      – Энтони, я…

      – Тебе пора идти, милашка.

      Я вытащил красную рубашку из шкафа в гардеробной и надел её, оставляя несколько пуговиц расстёгнутыми. Цвет этой вещицы имел потрясающее сходство с кровью, и, наверное, именно по этой причине я так её любил.

      Девочка пару минут ещё постояла возле кровати, окутанная в моё одеяло, и я даже увидел, как она вроде бы прослезилась, глубоко оскорблённая моим поступком.

      – Только не в моей спальне, – раздражённо кинул я. – Иди хныкать у себя дома. – И издевательски я ещё добавил: – Или в плечо своего папаши.

      Я прекрасно знал, что она ни за что не расскажет о том, что случилось между нами, своим родителям. Всю свою жизнь Жаклин играла роль всемирной скромницы, чуть ли не монашки, и точно не собиралась портить свою репутацию из-за секса со мной. Ей просто было бы стыдно в таком признаться. Вот поэтому я был уверен в себе и не прочь запихать член ей в глотку без последствий для себя.

      И именно по этой причине я был спокоен, когда выставлял её за дверь, а сам направился в душ, чтобы смыть с себя её прикосновения.

      Когда же я, полностью обновлённый, спустился на первый этаж, наши чёртовы гости уже собирались обратно в свою роскошную квартиру с видом на Собор Святого Павла. Отовсюду раздавались чмоканья в щёки и дружелюбные тошнотворные прощания, и только Жаклин стояла и натянуто улыбалась моим родителям, хотя взгляд её говорил совсем о другом. Она глянула на меня с таким жалким видом, что удовлетворение во мне лишь ещё больше разрослось.

      – Увидимся ещё! – произносила моя мать, обнимая на прощанье миссис Лоусон. – Через месяц, дай Бог, вернёмся.

      – Удачи вам в вашей поездке в Нью-Йорк, –