За чертой. Александр Можаев

сударыня-барыня…

      Не умолкает гармонь в руках Павла Николаевича.

      – Но! Пошли!

      – Какой «но»? – Кони не поены…

      Вынесли графин, «коней» напоили, и те резво затрусили рысцой, так, что пешие едва поспевали за ними. Центральной улицей доскакали до магазина, где было много народа. На полном скаку лихо развернулись – свахи едва не улетели в кювет.

      – Тпру, нечистая сила!

      – О бабы окаянные – загонят!.. Поите «коней», пока не пали…

      «Коней» напоили, и те враз преобразились, зафыркали, игогокнули и понесли, только уж не этой, другой улицей, мимо дома.

      – Стой!.. Куда?.. Тпру-у!..

      Закусили удила, несутся так, что свист в ушах. Свернули в проулок и под уклон к Деркулу. У самого берега «кони» «оборвали постромки» да в разные стороны, а тачка со свахами со всего маху в камыши. Барахтаются те в грязи, клянут «коней»:

      – Куда же вас черти занесли?!.

      – Куда вы правили, туда и несли!..

      Подошёл народ, вытянули свах, пошли обмывать их на чистое место, заодно и сами скупались. Эх, хорошо после свежей водички – самое время за стол!

      – Садитесь в тачку, свашеньки, домой повезём, – предлагают «кони».

      – Нет уж, хватит, пеши пойдём, а то вы ещё где-либо выватлаете нас.

      К вечеру второго дня районное начальство и все станишанские гости разъехались по домам, остались лишь свои хуторяне. За столами стало просторней, и народ, разбившись на небольшие ватаги, в разных краях стола тянул свою песню. Вот и тётка Полина всхлипывает:

      Напилася я пьяной, не дойду я до дому,

      Довела меня тропка дальняя до вишнёвого сада.

      Тут и другие бабоньки подхватили

      жалостливыми голосами:

      Там кукушка кукует, моё сердце волнует,

      Ты скажи-ка мне, расскажи-ка мне,

      где мой милый ночует.

      Другая группа, затянув не менее жалостливую, перекричала первых:

      По Дону гуляет, по Дону гуляет,

      По Дону гуляет казак молодой!

      А в дальнем углу шатра Павел Николаевич собрал свою компанию и у него здесь свой репертуар:

      У меня в саду шпиёны

      Оборвали все пиёны

      И на… в сапоги.

      Сталин прав – кругом враги!

      И тётка Зойка, позабыв, как в первый день отчитывала за «Уху» Павла Николаевича, уже делится своим сокровенным:

      Как была я молода да была я резва

      Через хату по канату сама … лезла!

      Носач с Машей, сменив свадебные наряды на повседневную одежду, подсели к нам. Маша приклонила голову к его руке и, скосив глаза, всё так же восторженно смотрела на мужа.

      – Ну, как свадьба? – наконец, позволив себе выпить, спросил Носач.

      – Разве это свадьба… – кисло морщась, махнул рукой Жека.

      – Что не так? – взволновался Носач.

      – Тарелки все целые, никому рубаху не порвали, никто не ушёл с букетом под глазом… Разве это свадьба…

      На третий день, когда в доме Носача перемывали посуду, из шатра выносили столы и лавки, подготавливая их к развозке по адресам, во двор вошли трое: Кубане́ц,