Позови меня, Ветлуга. Олег Рябов

много молодёжи: девчонки из медучилища, будущие медсёстры и ребята из автодорожного техникума, которые перед армией иногда успевали там прямо, при техникуме, получить водительские права. Каждый вечер они собирались у сельского клуба, лузгали семечки, девчонки хохотали, пацаны курили и хвастались тем, чего не было, и вообще воображали из себя и выделывались. Часто приезжали ребята на велосипедах и мотоциклах из соседних деревень и за пять, и за десять километров. Пьяные редко здесь показывались, а если появлялись, то отношение к ним было какое-то брезгливое, и старались их с жалостью и осторожностью быстренько проводить домой. Хотя бутылку в складчину приходилось покупать каждый день: с ней ходили к заведующему клубом и уламывали его открыть. Тогда все заползали в помещение и начинались танцы, которые представляли собой фантастическую картину: все ребята в кедах или сапогах, ватниках, кепках, с сигаретами в зубах, а их подружки в туфельках-лодочках, лёгоньких платьицах, накрашенные, наманикюренные, с причёсками. И танцуют они парами, и радуются друг другу.

      Андрей тоже по вечерам ходил в клуб. Молоденькие девчонки-пигалицы строили ему глазки и просто приставали. Две из них на какое-то время сделали Андрея объектом своих ежедневных розыгрышей. Каждый вечер после закрытия клуба они хором просили его: «Андрей, проводи!» А когда он отнекивался, они пристраивались к нему в хвост и начинали петь частушки с картинками:

      Вот корову подою и пойду к Витьке,

      Он уж очень хорошо дергает за титьки.

      Или:

      Шишка старая лежала на окраине села,

      Мимо девки проходили – шишка встала и пошла.

      Однако через месяц почти ежедневных наблюдений всей этой, на первый взгляд, скабрёзной тусовкой, в которой средством общения был на пятьдесят процентов матерный язык, Андрей ощутил некую целомудренность, которую берегут ребята. Ущипнуть за зад, схватить за грудь – это можно, это – проявление симпатии, это даже поощрялось девчонками. А поцелуи или – затащить в баню, вообще, все интимное было не просто предосудительно – было за гранью возможного и за гранью понимания. В городе – да, а здесь наш родной, правильный мир. Хотя в селе были три доярки: две Таньки и Зинка. Это были прожженные тетки. Одна Танька была вдовой – у неё мужа раздавило трактором. Другая Танька была солдаткой – у неё муж из армии не вернулся, и осталась она одна с ребёночком. Зинка была вообще холостая, то есть у неё было трое детишек от разных мужиков, но замужем она не была. Жили её детишки с бабушкой, а Зинка жила одна в своей избе и, как говорится, гуляла напропалую. Бабам было лет по тридцать, и студенты по ночам похаживали к ним в гости. И втроём ходили, и впятером даже.

      Возвращались под утро всегда пьяненькие и довольные. Вспоминали свои гаденькие похождения, гнусно смеясь: «…а Танька говорит – хоть втроём, хоть впятером, а по-собачьи не буду», «…а Зинка говорит – а я только после четвёртого мужика улетаю». Андрей выходил при таких разговорах на крыльцо – что-то ему претило внутри даже присутствовать при них.

      Андрей