Воин пяти Поднебесных. Пророчество. Уэсли Чу

Он же все делал верно. Может, наставники отменили вечернее занятие, чтобы обсудить его поражение? Юноша надеялся, что так и есть. Кто-то должен понести кару за это возмутительное вмешательство. Он – Предреченный герой. Никто не вправе с ним так поступать.

      Юноша пришел к единственному логичному выводу: эта простолюдинка – женщина, которую Цзянь сначала принял за служанку, забывшую одеться как положено, – несомненно, сплутовала. И с какой стати мастера так заволновались, будто она в самом деле важная персона? Женщина застала его врасплох, когда спрыгнула с балкона и ни с того ни с сего влезла в бой. Он просто не был готов. Это нечестно. Почему ее не остановили?

      Цзянь, борясь с досадой, сунул руки поглубже в карманы. Герои не грызут ногти. Герои не плачут. В такие минуты Цзянь радовался, что может остаться наедине со своими мыслями. Ему было бы очень стыдно, если бы наставники или дядя Фаару увидели его в таком состоянии.

      Он был величайшим юношей во всех Просвещенных государствах. Ему постоянно все об этом говорили. Цзяню предстояло стать великим воином, привести Чжун к победе над злобными и гнусными ордами Хана и даровать миру покой. Вот для чего он родился на свет и жил здесь, в Небесном дворце. Вот почему лучшие мастера собрались тут и обучали его. Поэтому за целую жизнь он не потерпел ни одного поражения на тренировочной площадке. Потому что все это было истиной. А значит, старуха смошенничала, чтобы выставить его в дурном свете. Другого объяснения не могло быть. Но зачем?

      Цзянь почувствовал одновременно облегчение и ярость. От него зависело слишком много судеб. Он не мог проиграть. Сжульничать для того, чтобы опозорить Предреченного героя… Это недопустимо. У Цзяня вырвалось сдавленное рычание. Он нахмурился, сжал кулаки, едва не проделав дыры в карманах, и гневно зашагал по плитке к Сердцу престола Тяньди.

      Юноша на мгновение остановился у подножия Тысячи ступеней мудрости – на самом деле их было восемьсот четырнадцать – и бросился бегом по лестнице. Пока он перескакивал через три ступеньки за раз, за спиной у него слышались топот и тяжелое дыхание.

      Он достиг верхней площадки, немного запыхавшись, и дважды глубоко вдохнул. Наверх вовсе не обязательно было бежать, но, когда Цзянь волновался, ему всегда хотелось дать волю скорости. Однако стоило привести себя в порядок, прежде чем явиться к дяде.

      Юноша вытянул руку.

      – Платок!

      Никто не появился. Цзянь, не скрывая досады, нетерпеливо тряхнул рукой. Спустя несколько мгновений послышалось сопение. Полотенценосец, седой старик, униженно пробормотал извинения и низко поклонился, прежде чем вытереть лоб Цзяня шелковым платком. Толку от этого в такую жару было немного.

      Цзянь протянул другую руку.

      – Пить!

      Появился виночерпий, неся на подносе охлажденный персиковый сок. Он тоже запыхался и от спешки пролил немного сока на рукав. Цзянь решил не обращать на это внимания. Он повидал столько мальчишек-виночерпиев, что не мог удержать их лица