Память сердца. Александр Лаптев

кульки и мешочки с конфетами и печеньями, каких отродясь не бывало в местных магазинах, и много чего другого. Всё это очень быстро съедалось, пустые кульки сгорали в печке, а панцири от крабов и колючие клешни выбрасывались на помойку. Радость сменялась грустью – отец снова уезжал в неизвестность.

      Костя никак не мог взять в толк: зачем отец каждый раз уезжает, почему не останется дома? Ведь он видел, что отцу не хочется брать чемоданы и тащиться с ними на вокзал. Лицо его темнело и суровело, в глазах уже не было ни блеска, ни задора. А им с матерью не нужно было ни заморских конфет, ни печенья, ни диковинной рыбы. В этом ли счастье? Несколько дней хрумкать «морские камешки» и «раковые шейки», а потом целый год ждать отца и вскакивать по ночам от каждого стука? Вот и отец уже не тот – осунулся, постарел, лицо стало жёстким и угрюмым. Мать сгорбилась и потемнела, то и дело опускает взгляд и плачет по ночам. Думает, что Костя не слышит, всё считает его маленьким. А он уже немаленький. Он многое уже понимает и чувствует себя взрослым. Оно и немудрено. Поживи-ка без отца столько времени – поневоле повзрослеешь и станешь мудрым и рассудительным.

      Тут ещё новость – как гром среди ясного неба: у Костика братик появился! Крошечный, страшно крикливый, отвратительный на вид и совершенно не нужный в доме, где и без него хлопот полон рот. Житья от его крику не стало вовсе. Мать только и думала о нём, а на Костю перестала обращать внимание. В доме появились гадкие, противно пахнущие пелёнки, беспрестанно грелась вода в тазу на печной плите, а нормальной еды не стало вовсе – Костя теперь питался урывками, да и аппетит у него пропал от всей этой кутерьмы, от вонючих пелёнок и от крику. И тогда он принял окончательное и бесповоротное решение: ехать к отцу на край земли! В одно прекрасное утро он объявил об этом матери. Та приняла весть со страхом. Держа на руках младенца, смотрела на Костю круглыми глазами, словно не узнавая. Усталое лицо её подёргивалось, в глазах стоял испуг.

      – Что ж ты надумал-то, а? – прошелестела помертвевшими губами.

      Но сын уже всё решил для себя.

      – Я из дома убегу, если не отпустишь, – произнёс, опуская голову и хмуря брови, как это делал отец, когда сердился.

      Мать всё смотрела на него, всё силилась что-то сказать.

      – Я уж и отцу написал, – продолжал Костя, глядя в пол. – Скоро, вон, лето, каникулы. Ну? Отпусти! Чего мне тут делать? У тебя и без меня теперь забот хватает…

      Мать задумалась. Отпустить сына одного в такую даль было немыслимо. Но если он потихоньку убежит – так это ещё хуже, ещё страшней. И она неуверенно кивнула.

      – Ну ладно. Посмотрим… что отец напишет.

      И они стали ждать.

      Ответ пришёл через месяц. Зима была уже на исходе. Солнце блистало всё ярче, радостней, с крыш свисали длинные сосульки, с которых бежала вода; природа вдруг встрепенулась, распахнула глаза в радостном изумлении, вздохнула вольно и глубоко, расправила могучие плечи – и всё вокруг заискрилось,