Когда ты исчез. Джон Маррс

идет как надо.

      Эмили, по правде, даже нравилось, что у нас часто бывают гости и ее все время тискают. Люди таяли при виде огромных голубых глаз и глупой улыбки, особенно когда Эмили показывала на фотографию Саймона и бормотала: «Папочка ушел. Папочка больше не с нами». Я сочувственно кивала и старалась отвлечь ее игрушками.

      Сложнее было с Робби. Они с Оскаром постоянно держались вместе, не понимая, что происходит. Я часто наблюдала, как мальчишки сидят вдвоем в саду за домом и глядят в поле: ждут, что Саймон сейчас выйдет из-за изгороди и объявит, что просто решил их разыграть. Каждый вечер, укладывая детей спать, я оставляла дверь Робби приоткрытой: пусть Оскар проберется в комнату и уснет у него в ногах.

      Джеймс был точной копией отца: с такими же каштановыми кудрями, искоркой в зеленых глазах и заразительным смехом. Однажды ночью он разложил по всей спальне белые и коричневые ракушки, которые собрал на пляже в Бенидорме. Его приятель, Алекс, сказал, что если приложить их к уху и прислушаться, то можно услышать, как рокочет море.

      Время от времени Джеймс поднимал ракушки и пытался расслышать голос Саймона: вдруг тот заблудился на берегу, не может найти дорогу домой и зовет на помощь. Я тоже однажды попробовала, но ничего не услышала: только эхо пустоты.

      Нортхэмптон, наши дни

      8:55

      Кэтрин глядела на него с неколебимой злобой. Такое чувство за всю жизнь сумел вызвать в ней только один человек. Мужчина, которого она похоронила давным-давно вместе со своим мужем.

      Лицо сводило судорогой, и не было таких слов, чтобы описать охватившие ее эмоции, когда Кэтрин услышала, чем он занимался в первые дни после своего исчезновения. Какие только версии она ни строила, но такая вероятность – что он просто решил устроить себе отпуск – не могла даже прийти ей в голову. Пока Кэтрин потихоньку сходила с ума, он грелся на пляже!

      Что надо сделать, какие слова подобрать, чтобы Саймон понял, как рухнула в тот момент их жизнь? Он вил себе новое гнездышко, а она подбирала обломки. Даже если каким-то чудом вдолбить ему в голову все, через что она прошла, он не сможет уяснить, какой это ужас – потерять близкого человека. Поразительно, до чего легко он вычеркнул из своей жизни первые тридцать три года и тех, кто был неотъемлемой ее частью.

      – Ты хоть задумывался, каково нам приходилось, пока ты покуривал «травку»? – спросила Кэтрин.

      – Ну, не совсем так… И в то время, наверное, нет, не задумывался, – ответил он с предельной честностью. – Я решил, что меня объявили жертвой несчастного случая.

      – Ты в самом деле взял и забыл о нашем существовании?

      Саймон кивнул.

      – Даже не вспоминал о нас на дни рождения или в годовщины? – не унималась Кэтрин. – Совсем?

      – Сперва нет. Только так я мог двигаться дальше.

      – Вот в чем между нами разница… Я без тебя и без детей не сделала бы ни шагу!

      – Мне надо было уйти. Я здесь задыхался.

      – Ох, только избавь меня от драмы! – Кэтрин фыркнула. – Если было так невыносимо, мог бы попросить