Александрийский Мусей от Птолемеев до Октавиана Августа. Валерий Поршнев

уже к нашему времени, мы расскажем отдельно.

      Вероятная причина того, что в конце XIX столетия и в последующие годы Александрийский Мусей как бы «растворился» в многочисленных публикациях по эллинистическому миру, заключается в одном простом факте: исследователи, опиравшиеся на ограниченный круг письменных источников, «позаимствовали» у античных и византийских авторов уже весь материал, дали все его возможные интерпретации. В то время как изобилие лапидарных надписей и папирусов открывало им возможности многолетних занятий экономикой, религией, культурой, политической и повседневной жизнью птолемеевского Египта и других эллинистических государств, материал по Мусею был исчерпан.

      К сожалению, из всего колоссального количества найденных за последние полтора века документов, непосредственное отношение к Александрийскому Мусею и Библиотеке имеют лишь несколько надписей периода Римской империи.

      Зато каменные плиты, обнаруженные на территории материковой Греции и на островах Эгейского моря, открыли учёным возможность сравнить Александрийский Мусей с обнаруженными следами его предшественников и подобий. Мнение об уникальности и неповторимости Myсея Птолемеев окончательно рухнуло в 60-е годы XX века, благодаря, в первую очередь, многолетним раскопкам на склоне Геликона, но также и в других местах Эллады.

      До археологических находок, главным образом из Диогена Лаэртского, было известно о Мусеях в Академии и Ликее, воспринятых как «рядовые» святилища, вроде тех, что устраивались при прочих античных гимнасиях. Краткие сведения о Мусеях в разных городах Эллады разбросаны по книгам Павсания. Были ещё отрывочные и подвергаемые сомнениям сведения о том, что пифагорейцы основывали храмы Муз в Метапонте (Diog. Laert., VIII, 1, 15) или Кротоне (Porph. De vita Pyth., 4. 57).

      Но вот в первой половине XVIII века знаменитый антиквар Шипионе Маффеи приобрёл вывезенные когда-то с островов Эгеиды венецианцами плиты с длинной надписью, представляющей собой устав и распорядок богослужений Мусея на о. Фера (Санторини), основанного богатой вдовой Эпиктетой (IG ХII³, 330). Этот текст был известен Г. Партею[41], но по-настоящему им заинтересовались, когда учёным, для сравнительного анализа, стали доступны мраморные «архивы» геликонской долины Муз. Оказалось, в древности существовала специфическая «мусическая» культура, носителями которой были члены специально учреждаемых религиозных сообществ. Общегреческие мусические агоны, устраиваемые в долине Муз вплоть до указа императора Феодосия I от 391 года, окончательно запретившего языческий культ, были ярким проявлением этой культуры. Тогда вспомнили о том, что в тексте Завещания Феофраста (Diog. Laert., V, 2, 5–58) говорилось о подобном союзе служителей Муз, численностью от десяти до двенадцати человек. Подобный же союз осуществлял служение в стенах платоновской Академии. Наконец даже на периферии античного мира, в далёкой Истрии на Дунае, был свой мусический σύνοδος (RÉG 68, p. 238 ff., nr. 163).

      Перед

41

Parthey G. Das Alexandrinische Museum… S. 60.