Остров, одетый в джерси. Станислав Востоков

или нет?

      – Плачу пять долларов!

      Я залез в карман, вынул американский денежный знак и замахал им, как бы показывая широту своей души.

      – Узкая у тебя душа, – недовольно поморщился шофер. – Душонка.

      – Мало? Десять плачу! На!

      Я достал денежный знак покрупнее.

      – Знаешь что… Ты себе из этой зелени салат сделай! А мне давай джерсийские фунты. Вот тогда посмотрим, какая у тебя душа. А то размахался!

      Дружеский огонек в глазах водителя перерос в багровое пламя гнева. Он понял, что его хотят обмануть. Качнув плечами, он шагнул ко мне.

      Но пожилая женщина преградила ему дорогу. Видимо, она была хозяйкой дома и хотела, чтобы все это чувствовали. И шофер почувствовал.

      – А ну-ка постойте, сэр! Что вы сразу давите? Что вы сразу давите? Молодой человек из другой страны приехал, порядков наших не знает. А вы сразу навалились!

      – Да я не сразу, – вдруг стал оправдываться шофер. – Я только когда неплатеж пошел.

      – Какой неплатеж? За молодого человека МЦОСП платит.

      – Да?

      Шофер совсем растерялся, надел кепку и тут же снял. И снова надел. Но потом опять снял.

      Женщина шагнула к стене, сунула руку в карман висящего на вешалке пальто и достала кошелек.

      – Сколько?

      – Четыре фунта сорок пенсов.

      – Вот вам пять. И можете выпить на шестьдесят оставшихся пенсов три стакана чая.

      – О! Совсем не нужно, мэм. А впрочем, выпью!

      Шофер надел кепку и тут же снова снял.

      – До свидания, мэм, до свидания, леди и джентльмены. Пока, сынок. Извини уж, погорячился.

      – Ничего, бывает.

      – Да уж, ну гудбай!

      И окончательно утвердив шапку на голове, он вышел во двор.

      8

      Пожилая женщина открыла дверь, ведущую вглубь дома, и махнула мне рукой.

      – Идемте!

      И все, кто был в коридоре, вошли в небольшую столовую.

      Здесь, кроме столов, были стулья, различные шкафчики, холодильник и небольшой камин. На камине стояла фотография: пляж, который белым клином рассекал синеву неба и моря. Два огромных окна выходили на зеленую лужайку.

      – Присаживайтесь! – предложила хозяйка.

      Я приглядел место за столиком у камина. Остальные расселись кто где.

      Все по-прежнему смотрели на меня, ожидая моего рассказа. А я молча разглядывал пляж на фотографии.

      Хозяйка тщетно попробовала нахмуриться. Лицо ее было гладким как абрикос и, видимо, не хмурилось в принципе.

      – Вы, кажется, должны были приехать вчера? – сказала она. – Я, между прочим, ездила встречать вас в аэропорт. Два часа стояла там с плакатиком «Добро пожаловать, мистер Востоков!», как клен на Пиккадилли.

      – Я опоздал на самолет, – ответил я.

      – Понимаю. Но надо было позвонить и сообщить об этом. Чтоб люди не волновались.

      Мне трудно было вообразить, что подобная мелочь может взволновать человека с таким гладким лицом, но на всякий случай я принял виноватое выражение.

      Хозяйка