Сновидец. Грейуорен. Мэгги Стивотер

то Джордан, то Хеннесси. Джордан не желала в этом участвовать. Ей не нравилось чувствовать себя в ловушке. Хеннесси также не поддалась искушению. Боудикка не добилась от них ровным счетом ничего.

      И теперь они владели тем, что хотела Хеннесси.

      Мачковски вернулась к изучению портфолио. Хеннесси включила в него копии и подделки в самых разных стилях, на бумаге, на холсте. А также образцы подделанных печатей, скопированных подписей и источников, придуманных для ее прошлых фальшивок.

      Внимание Мачковски привлекла аккуратная копия «Витрувианского человека» да Винчи, идентичная оригиналу пятнадцатого века, за исключением того, что изображенный на рисунке обнаженный мужчина держал сигарету.

      – Берни говорил, что вы забавная. Мать многому вас научила, прежде чем… скончалась? – спросила женщина.

      Дж. Х. Хеннесси. «Джей», как ее называли. Мать. Призрак в комнате.

      «Мачковски и Либби» представляли работы Джей в Бостоне вплоть до самой ее смерти, поэтому разумный вопрос приобрел еще больше смысла.

      Просто не отвечай, – сказала себе Хеннесси. Однако она никогда не прислушивалась к советам, даже к собственным.

      – Старая добрая мамуля. Чему она меня научила? М-м-м… не оставляй не потушенные сигареты на пианино, не смешивай таблетки на школьной вечеринке, оставайся холостой, умри молодой.

      Мачковски поджала губы, не сводя глаз с картины.

      – Мне всегда было интересно, – сказала она, – каково это – быть ее дочерью. Значит, в обычной жизни ее поведение ничем не отличалось?

      Хеннесси замялась.

      – Я надеялась, что ее поведение – это обычное притворство. Игра на публику, – сказала Мачковски. – Сочувствую. Вам, наверное, нелегко пришлось.

      Проницательность женщины неожиданно показалась Хеннесси неприятной. Она здесь не для того, чтобы ее заметили. Она пришла не в поисках сочувствия со стороны незнакомки и тем более не ради воспоминаний о ее детстве, которое, как ей казалось, со стороны выглядело не таким уж и ужасным. Имело ли для нее значение, что кто-то задумывался о ее детских страданиях?

      Она предпочла бы ответ «нет». Так проще. Но по тому, как у нее перехватило дыхание, Хеннесси поняла, что ответ утвердительный. Для нее это было важно.

      – Как думаете, вы в нее пошли? – спросила Мачковски.

      Хеннесси моргнула, на мгновение скрыв свой пылающий взгляд, и сверкнула широкой пустой улыбкой.

      – Вы видите сходство?

      – Ваша техника более старомодна, – ответила Мачковски. – Вы используете цвет, словно старец. Если бы я поместила ваши работы рядом с работами вашей матери и не знала где чьи, то предположила бы, что вам гораздо больше лет, чем ей. Однако вы хорошо передаете мимику. Гораздо правдивее.

      Похвала сбила девушку с толку еще сильнее, чем сочувствие. Хеннесси была фальсификатором, копиистом, стоящим посреди галереи, полной оригинальных работ. Она снова добавила непринужденности в голос.

      – Ну