Черные сказки. Александр Матюхин

от царя «петушок» смерть принял достойно. Он отомстил. Он успел вырвать Дадону ноздри, выклевать глаза и пробить клювом темя. Но птица отомстила лишь одному. Я же отправила в Джиханнам их всех. Предводители северной саранчи мертвы, все трое. И мертв тот, четвертый, что пытался их уберечь от беды.

      Дверь темницы со скрипом отворяется. Я поднимаюсь на ноги, чтобы встретить палачей стоя. Я…

      …тяжело оседаю на каменные плиты. Мне нечем дышать – сдавленная ужасом глотка не пропускает воздух. Задыхаясь, я смотрю на того, кто застыл на пороге. На мертвеца.

      – Завтра тебя сожгут, Шемаха, – говорит он. – Ты хотела моей смерти и потому умрешь. Клянусь, мне жаль тебя. Не твоя вина, что я оказался предусмотрительнее вас всех.

      – Зачем ты здесь? – выдавливаю я из себя.

      – Хотел спросить, что ты подсыпала мне в вино. Белладонну я распознал по вкусу, но там было и нечто иное.

      – Полынь, – шепчу я обреченно. – Цветы горькой полыни.

      – Что ж, – царевич усмехается, багровый шрам, перечеркнувший мясистую щеку, кривится, гнется дугой. – Привкус мне пришелся по нраву, я прикажу отныне подавать мне вино с полынью. Покойный братец из твоих рук кубка бы брать не стал. Он был слишком осторожен и слишком труслив. А я с детства приучал себя к ядам – отравы и зелья для меня безвредны.

      Он стоит в десяти шагах и с ухмылкой смотрит на меня, привязанную к столбу и обложенную хворостом.

      Младшенький собирался убить брата, а себя выдать за мертвого. Он знал, что птица гамаюн всегда мстит убийце того, кто ее выкормил. Он предвидел, как потерявший голову от горя и гнева, опоенный приворотным зельем царь обойдется со скопцом. Он прогадал: старший царевич оказался не тем простаком, за которого с усердием себя выдавал. Он сам проделал то, что приготовил для него младший. Проделал моими руками.

      Палач подносит к хворосту пылающий факел.

      – Шемаха, – окликает меня царевич. – Знаешь, о чем я думал вплоть до этого мига?

      Я молчу. Мне ли не знать, о чем думает палач перед тем, как казнить свою жертву.

      – Я думал, не помиловать ли тебя.

      – Что? – шепчу я. – Что ты сказал?

      – Мне было ладно с тобой. Я подумывал, не стоит ли тебя помиловать и жить с тобой как с женой. Ты могла бы стать мне хорошей парой.

      – И что же? – отчаянно кричу я. – Что ты решил?!

      Царевич усмехается мне в лицо. То ли с грустью, то ли с издевкой, не поймешь.

      – Решил, что тогда ты однажды ночью меня зарежешь. Прощай.

      Первые языки огня лижут мне ноги.

      Александр Матюхин. На ногах

Оля

      Ее называли Олей, и ей часто снилось море. Плотное, теплое, изумрудное.

      Денис шутил:

      – Ты у меня русалка, как в городской сказке, которая должна убивать мужчин, но влюбилась и передумала!

      Он искренне думал, что влюблен. А ей давно перестали нравиться его объятия, сигаретный запах изо рта, сухие губы, выпирающий живот. Она ненавидела музыку, которую он слушал,