Черные сказки. Александр Матюхин

за глаза иначе как Дадоном не величал, велел собираться в поход.

      – Скоро вернусь, – обещал царевич, с натугой влезая в седло. – Гляди, девка, чего услышу – убью.

      Я поклонилась до земли и помахала вслед платком белого шелка. А тем же вечером петушок на часовенном шпиле заголосил вновь. Случилось это, когда через порог моей каморки перешагнул младшенький.

      День спустя я поняла, что искусный и затейливый Кхамало годился этому разве что в подмастерья.

      – Поговаривают, ты колдунья, Шемаха, – сказал однажды младшенький, пока я пыталась отдышаться после всего того, что он со мною проделывал. Сам он даже не запыхался.

      – Кто поговаривает? – выдохнула я.

      – К примеру, скопец. Моего братца, по его словам, ты приворожила. Что скажешь?

      Я отдышалась. Я смотрела на него и думала, как обошлась бы с ним, доведись ему оказаться в моей власти, а не мне – в его. Этому я не позволила бы умереть быстро, как Ивашке.

      – Скопец врет!

      – Он никогда не врет. И его птица не врет тоже. Я имею к тебе вопрос, шамаханская царица. Что, если я предложу тебе стать царицей северной?

      Я долго молчала. Младшенький молчал тоже – ждал.

      – Ты что же, хочешь женить на мне отца, царевич? – спросила я наконец.

      В чем мать родила, он поднялся с постели и подбоченился. Льняные кудри упали на лоб, достав до холодных стальных глаз под широкими, вразлет, бровями. Я смотрела на него, хотела его и ненавидела.

      – Не отца, – проговорил он. – Я сам позову тебя в жены. Если только…

      – Если только что?

      – Есть три человека. Мой брат, наш с ним папенька и скопец. С братом будет несложно, он глуп и беспечен. Ты смекаешь, о чем я?

      – Беспечный человек – мертвый человек, – поделилась я восточной мудростью. – Я понимаю, о чем ты.

      Еще я понимала, что переживу этих троих самое большее на день-другой. Но я была на это согласна. Особенно потому, что туда, откуда не возвращаются, полагала прихватить с собой младшенького.

      – Что ты от меня хочешь, светлейший?

      – Я знаю, как сделать, чтобы отец позабыл себя от гнева. И знаю, как поступить, чтобы гнев его пал на скопца. Сможешь ли ты составить приворотное зелье?

      Я помедлила.

      – Пожалуй, смогу. А сам ты не опасаешься моих зелий, царевич?

      Младшенький скривил губы.

      – Я еще не ослаб умом, чтобы принять чарку из твоих рук. Ступай, готовься: завтрашней ночью ты разделишь ложе с моим отцом.

* * *

      Он был слюнявый и суетливый, этот крючконосый, с выцветшими глазами старик. Смерть уже пометила его – изжелтила дряблую кожу и потравила плешь сизыми пятнами. Он был немощен и похотлив, а его мужское естество походило на дохлого водяного червя, и лишь великий Аллах ведает, каким чудом мне иногда удавалось этого червя оживить.

      – Государь, у этой женщины черные глаза, черные волосы и алые губы, – сказал однажды скопец, всю ночь дожидавшийся пробуждения Дадона у порога царской опочивальни. – Но не только. Ее помыслы тоже черны,