Автобиография большевизма: между спасением и падением. Игал Халфин

горного института в феврале 1924 года, показывают, что смерть и воскрешение Ленина в лице его учеников и последователей могли служить смыслообразующей метафорой обращения в коммуниста[281]. «Смерть тов. Ленина, подъем активного участия масс рабочих в жизни СССР… имеет характер клича „Кто не с нами тот против нас“», – писал Памфилов С. И. Надежды врагов «на изменение характера диктатуры пролетариата быстро указали мне место»[282]. Его однокурсник Гладких В. И. объяснял свою просьбу о приеме в партию тем, «что советское правительство и коммунистическая партия есть единственные сторонники интересов рабочего класса»[283]. Логика замещения в центре партийной пирамиды, о которой говорил философ Лежек Колаковский, – «истина» = «пролетарское сознание» = «марксизм» = «партийная идеология» = «партия» = «партийный вождь» – пронизывала эти заявления[284]. Гладких сосредоточился на базисе пирамиды – пролетарском сознании. Его логика была следующей: я – пролетарий, который достиг классового самосознания, поняв, что партия говорит от моего имени, а следовательно, мое место – в партийных рядах.

      Используя тот же риторический прием, Карпунин А. П. отсылал к более высокой ступеньке пирамиды, концептуализированной Колаковским, а именно «партия = партийный вождь». В своем заявлении он писал: «Сознавая утрату Ильича для республики очень большой, а также сознавая, что созданная им партия есть единственная выразительница воли пролетариата, прошу принять меня членом РКП(б)». Карпунин предполагал, что его вступление в партию хоть как-то восполнит понесенную потерю[285]. Стрельников П. Г. рассуждал в том же духе, утверждая, что не он сам, а пролетариат как класс может заполнить брешь, образовавшуюся после ухода Ленина. Он начал свое заявление так: «В конце концов [в вузе] я усвоил главную сущность того, чему учили нас великие рабоче-крестьянские вожди – Маркс и тов. Ленин, – усвоил то, что единственная партия РКП(б), защищала, защищает, и будет защищать интересы всех угнетенных трудящихся всего мира. Она поставила себе целью разбить оковы эксплуатации». Однако глаза студента открылись только после рокового события: «На седьмом году своей гигантской работы РКП(б) понесла незаменимую потерю: умер великий вождь – тов. Ленин. Мы, рабочие и крестьяне, коллективной энергией должны облегчить незаменимую потерю в нашей партии, а потому и не могу оставаться беспартийным»[286].

      Смерть Ленина образовала пустоту на самой вершине партийной пирамиды. Как утеря стержня угрожала обрушить те пласты, из которых состояла партийная пирамида, так и уход Ленина угрожал разрушением всего здания РКП(б). Чтобы спасти пирамиду, каждый должен был продвинуться на одну ступень выше. Идеологическое уравнение во время «ленинского призыва» трансформировалось из «класс = партия» в «класс = партия = партийный вождь».

      За редкими исключениями все эти риторические реверансы попадали в мусорную корзину. Несмотря на то что «ленинский призыв» предназначался

281

ЦГАИПД СПб. Ф. 80. Оп. 1. Д. 11. Л. 124–161; Ленинский призыв в РКП(б): сборник. М.; Л.: Госиздат, 1925; Отклики рабочих и крестьян на смерть Ленина // Красный архив. 1934. № 1. С. 34–50.

282

ЦГАИПД СПб. Ф. 80. Оп. 1. Д. 20. Л. 227.

283

Там же. Л. 124.

284

Kolakowski L. Marxist Roots of Stalinism // Stalinism. Essays in Historical Interpretation / ed. by R. Tucker. New York: W. W. Norton, 1977. Р. 294.

285

ЦГАИПД СПб. Ф. 80. Оп. 1. Д. 20. Л. 99.

286

Там же. Л. 180.