Опираясь на поддержку большинства, народный трибун предложил на народном собрании поддержать его идею о разделе всей земли Галльского поля между беднейшими римскими гражданами. «Все передать гражданам, в общей собственности ничего не оставить!» – таков был его лозунг.
Для сената это был вызов, и он его принял. Большинство сенаторов по-прежнему выходили из патрициев, потомков родовой аристократии. Они сформировали сенат еще о времена царей, они же свергли царя, когда он стал им мешать и более полутысячелетия стояли во главе Рима. Даже верхушка плебса составляли не более пятой части от 300 «старейших и славных мужей». На нижних этажах власти плебеи получили свое, но сенат и высшие жреческие должности практически безраздельно контролировались патрициями. Только они могли быть опорой и ядром римской власти.
Перед лицом посягательства на свои интересы, патрицианские роды прекратили свои споры, продолжавшиеся на протяжении десятилетий. Они делились на две группы – аграриев-консерваторов и реформаторов, сторонников торгово-ремесленного развития. Первых возглавляли Фабии, вторых – Эмилии. Оба этих рода доминировали еще в царском сенате, вели свое происхождение от богов, занимали высшие посты в государстве на протяжении столетий. Подчиниться требованиям безродного выскочки для гордых патрициев – это неприемлемое унижение. Поэтому сенат, собравшись еще перед общим голосованием граждан, почти единогласно отверг предложение народного трибуна.
Гая Фламиния это не остановило. Наоборот, он пошел на принцип и смог с помощью сторонников поднять десятки тысяч плебеев, поддержавших его идею, несмотря на отчаянное противодействие сената. На голосование пришли огромные массы людей, увидевших шанс исправить свое положение и вырваться из нищеты. Большинство поддержали идею Фламиния, и теперь последнее слово было за сенатом, который мог либо принять, либо отклонить решение всего народа. В ожидании этого решения плебс заполонил площадь Форума, где стояло здание Курии – место заседания сената.
Лучшие мужи славного города Рима уже второй день проводили время за стенами Курии в жарких спорах. Уступать им явно не хотелось, но и перспектива конфликта с большинством сограждан не вызывала восторга. Занятие любой должности в Риме требовало согласия общего собрания квиритов, поэтому тот, кто прямо и открыто выступал против предложений трибуна, рисковал уничтожить собственную карьеру. Но это было еще полбеды.
Гай Фламиний искусно обосновывал свои