Знаки любви. Ян Хьярстад

книг. Мое имя едва ли знакомо широкой общественности, однако начни я сейчас перечислять – или, вернее сказать, показывать свои работы, многие наверняка их припомнят. В тот год я получила ряд престижных премий. Как, впрочем, и в предыдущие годы. И тем не менее я уволилась. Не могу сказать ничего дурного о мире, который оставила. Вдобавок меня снабдили деньгами на долгое время вперед. Я ушла с работы не из презрения, я просто увидела, ощутила, другую «А». Я не только – много лет! – просуществовала в узком замкнутом пространстве, которое принимала за мир; меня стискивал слишком маленький алфавит.

      Но давайте о хорошем: после аварии хроническая беспричинная усталость уступила место неутомимости, жизнерадостной неугомонности, какой я не чувствовала уже давно. В придачу я ощущала открытость к новому, этакую ни-в-чем-не-уверенность, которая, по крайней мере тогда, действовала на меня стимулирующе.

      Я включила компьютер, открыла окно выбора шрифтов и нажала на Cecilia – слегка поежившись от встречи после стольких лет разлуки. Шрифт был хорош, лучше, чем мне помнилось. Но тут же нашлось и что поменять. Особенно «і». Я вдруг ясно увидела, что точка парит слишком далеко от основного штриха, наподобие спутника, удаляющегося от своей планеты. Уставилась на «g». И о чем я только думала? Ухо[4] как будто украдено у Микки Мауса. Рождались новые идеи. Взгляд стал до одури цепким. Я проработала несколько часов как заведенная, будто гонимая муками совести за все потерянное время. Я сохранила исправленный шрифт, он был готов к использованию.

      Меня одолел голод. Я плеснула молока в миску с хлопьями, на другое времени не было. Не выпуская из рук ложку, я отыскала файл с парой глав «Анны Карениной». Снова замаячили воспоминания. Иоаким, мигающий свет, стертые слова. Опомнившись, я обрядила текст в шрифт, над которым только что работала, распечатала его и принялась один за другим изучать вылетающие из принтера листы. Что-то произошло. Суггестивная сила слов возросла. Отдельные буквы поблескивали, как «А» из трамвая – притягивали взгляд, манили сокрытой сутью. Я читала о поезде и ощущала едва заметное, вибрирующее желание отправиться в путешествие, будто текст сиюсекундно порождал во мне эту тягу. Может, я вдобавок слышала и тоскливый паровозный гудок? Я была возбуждена и напугана. Больше второе. Я уж и позабыла, до чего беспокойной делаюсь всякий раз, когда принимаюсь за свои изыскания.

      Позже тем же вечером я нашла папки с черновиками, рисунки и заметки, целые короба, оставшиеся от моего старого проекта – чуть не сказала «моей настоящей работы», того, что, как я годами надеялась, станет делом моей жизни. Я разглядывала распечатанные выборки художественных текстов, глав, которые на первый взгляд казались идентичными, но знаток отметил бы, что они набраны разными шрифтами. Столкновение, воздушное путешествие – а может, он, мужчина, чьего лица я еще не видела, – что-то во мне пробудил. Я представляла его пальцы на своей коже, легкое, волнующее, теплое прикосновение, представляла свое спасение – получится ли создать

4

Похожий на каплю штрих в верхней части латинской буквы g.