Стокгольмский синдром. Стэсс Гор

видела это в порнофильмах. И никогда у нее не возникало желания даже предложить это Петеру. Пуская его между своих коленок, она делала одолжение ему, их старой дружбе и, как она сама хотела верить, своему женскому здоровью. Ощущение после секса напоминали чувство выполненного долга после пробежки или плотного воркаута в спортзале, а фруктовый запах презервативов преследовал ее еще пару часов спустя, даже после душа. Иногда – и это случалось все чаще, – Майя была не вполне готова к проникновению, но Петер не трудился даже плюнуть: он просто вламывался внутрь в своем ароматном скафандре, долбясь в закрытую дверь с настойчивостью коммивояжера. Последний раз все было именно так, и вот тогда ей хотелось вскрыться особенно сильно. Петер ушел в душ, оставив ее с массой ручной работы наедине с мрачными мыслями. Возможно, в тот день она впервые поняла, что спать с тем, кого не хочешь по-настоящему – преступление против себя самой?

      Прямо сейчас она была с опасным незнакомцем и она хотела его до фантомного зуда под ложечкой. Да, она видела это сто раз, а представляла – тысячу. Поэтому ни какие-то там особые моральные принципы, ни чертовы стринги, отодвинутые в сторону, ни банальный страх уже не мешали. Реакция на соприкосновение была мгновенной: Саймон заткнулся, не успев закончить фразу, смысл которой сама Майя потеряла уже давно. Ей нравилось все – и это его внезапное молчание на долгом, с присвистом, вдохе, и само чувство проникновения, когда ноющая, влажная пустота медленно заполняется твердо-горячей плотью. В этом было что-то первобытное, что-то очаровательно темное и безумно привлекательное. Наверное, в первый раз она почувствовала себя женщиной, а не другом.

      Потому что сама хотела этого больше, чем чего-то еще.

      Просто втолкнуть в себя этот член, обтягивая его со всех сторон собственным телом. Найти в себе то дно, за которым только сладковатая боль исступления, когда мужское начало действительно встречается с женским – там, в вяжущей темноте… Майя смотрела в глаза Хеллстрема и оттягивала этот момент, видя, как он кусает губы.

      Как напрягаются его руки.

      Как сильнее затягивается узел.

      Как расцветают нежно-сиреневые веточки у самых ладоней, на белой коже в просветах между браслетами.

      Сзади что-то грохнулось. Скорее всего, свалился роскошный ботинок Саймона, когда он сам вытянулся по струнке.

      Она опускалась не слишком, но все же медленно, стараясь не делать лишних движений, и почти не дыша. Неотрывно глядя в наглые глаза напротив, чувствуя, как ее пробирает дрожью от этого взгляда и от иллюзорного чувства власти над этим телом, притом, что она едва могла совладать с собственным.

      Он опустил взгляд только однажды – чтобы увидеть, как исчезает в ней полностью.

      Когда Саймон в очередной раз ехидно осклабился, Майя увидела блеснувшие над его верхней губой капельки пота.

      – К хорошему быстро привыкают, да, детка? Не останавливайся, я уже чувствую твои гланды…

      Ей хотелось бы найти в себе силы, чтобы просто откинуться