Цикл. Джереми Роберт Джонсон

всему виной одеколон Бакета, потому что по запаху он напоминал спрей для дома престарелых, но согласно кодексу дружбы стебаться друг над другом можно наедине, а вот когда появляется третий – уже запрещено. Не стала бы она его предавать.

      – Просто люблю свежий воздух.

      – Круто. Я тоже. Иногда даже открываю окна зимой у себя в спальне.

      Люси тоже открывала, но говорить этого не стала. Она заметила, как Бакет сгорбился, и поняла: до него дошло, что его использовали в качестве посредника, а теперь сделали третьим лишним. Она решила снова вовлечь его в разговор.

      – Бакет.

      – Что?

      – Ты что-нибудь для вечеринки захватил?

      – Почти ничего. Звонил Трише Говард, чтобы она мне пива купила, но телефон не работает. Из шкафа родителей стащил какую-то тряпку, скрутил косяк, но больших надежд не питаю. Травка совсем сухая.

      Брюэр заговорил мультяшным голосом:

      – Что, она прям совсем сухая была?

      Они снова стукнулись кулаками. Люси заметила, как после шутки лицо друга просветлело. Бакет сказал:

      – Ага, такая же сухая, как вторая киска Тины Пламбер.

      Шутка понравилась Брюэру: он фыркнул и покачал головой.

      – Чувак, с ней полный треш.

      Люси не нравилось то, как парни отзывались о других девушках в ее присутствии: они либо говорили что-нибудь унизительное, делая вид, что ее вообще рядом не было, либо не делали вид, что ее не было, и говорили что-то очень унизительное. И все же ей было любопытно. У Тины и правда есть вторая вагина? И насколько же тогда все плохо, раз она сама об этом не слышала?

      – Над чем смеетесь, обезьяны? У Тины правда есть…

      – Фу, не надо, Люси. Это мерзко.

      – А твои потные яйца – не мерзко?

      На самом деле ей нравилось, что он открыто говорит о своем теле. Ей казалось, что это показатель уверенности. Другие мальчики говорили ей всякие мерзости, чтобы шокировать или дать понять, что ее мнение мало что значит. Но Брюэр был другим.

      Бакет подал голос:

      – Люси мерзостью не пробьешь. Однажды я показал ей «Вечеринку с гуакамоле» на телефоне, а она даже бровью не повела.

      Люси и правда не повела – не могла же она отказаться от интернет-челленджа! – но позже вечером думала про девушку из видео и плакала. Правда, Бакету этого не сказала. Он часто говорил, как рад, что она «своя в доску», и расстраивать его не хотелось.

      – «Вечеринка с гуакамоле»? Серьезно? – спросил Брюэр. – Даже вспоминать ее не хочу. Меня даже бесит, что ты мне про нее напомнил. Там такая грязь.

      – Погодите, – сказала Люси, – Так что, у Тины и правда все так плохо?

      – Да нет. Просто, наверное… Слушай, помнишь, все говорили, что я курил с лампочки на дне рождения Ады Кейзер?

      – Ага.

      – Это все херня на самом деле, но слухи так быстро разнеслись, что уже дня через два меня двоюродный брат про это спросил. Мне кажется, ни хера не прикольно, когда пускаешь какой-то неподтвержденный слух.

      Пикап приближался к Восточным Медвежьим пещерам. Городские уличные фонари остались позади.