Три секунды до. Ксения Ладунка

огромная дыра, и только наркотики заполняют ее.

      Он смотрит на меня с такой болью в глазах, что мне хочется плакать. Появляется нестерпимое желание оправдываться.

      – Я понимаю, что так нельзя, знаю, что зарываю себя на дно, я все это понимаю, но не хочу больше жить в постоянном отчаянии…

      Том упирается локтями в колени и трет рукой лоб. Говорит:

      – Я прекрасно знаю, как хорошо там и как плохо здесь.

      – Ну и почему тогда я должна выбирать эту реальность, то место, где я страдаю?! – возмущаюсь я. – Где всем на меня плевать и я совсем одна?!

      – Тише, милая, тише! – Том придвигается вплотную ко мне и прижимает к груди. Говорит: – Мне на тебя не плевать, слышишь? Мне не плевать.

      Я всхлипываю. Его слова так трогают, что я ничего не могу сказать.

      Том прижимает меня к себе, нежно гладит по голове. Почти шепчет:

      – Малышка… мне очень жаль.

      В горле и голове отдается жуткая боль. Я изо всех сил справляюсь с желанием заплакать. Когда слезы немного отступают, отстраняюсь и смотрю на него. Спрашиваю:

      – Ты когда-нибудь хотел умереть?

      – Да, много раз. Однажды я чуть не сделал это.

      – Не сделал что?

      – Не наложил на себя руки.

      Я качаю головой. Опускаюсь обратно ему на грудь и говорю:

      – Можешь рассказать?

      – Ты знаешь, что мой отец умер от рака? – Он заглядывает мне в лицо и гладит по плечу.

      – Конечно.

      Том смотрит куда-то вперед.

      – Он умирал на протяжении очень долгих месяцев, и у него были адские боли… В какой-то момент уже ничего не помогало, никакие опиаты, наркотики, и он кричал, бился в агонии.

      Том тяжело вздыхает. Потом продолжает:

      – Знаешь, днем, ночью я до сих пор боюсь – если кто-то закричит так же, ноги подкашиваются… И весь этот хаос в доме, приближение смерти доводили до нервных срывов. Мне тогда было всего пятнадцать, а такое сведет с ума любого. Один раз у меня случилась такая истерика, что я хотел уйти из дома любым способом. Мы тогда жили в доме на седьмом этаже, и я решил, что выйду в окно, и если не сдохну, то меня хотя бы заберут в больницу.

      Том останавливается, отпускает меня и берет со стола бутылку с водой. Он кладет руку на крышку, но не открывает.

      – И я уже вышел на балкон, но пришел врач, в очередной раз. Никого кроме меня и отца не было, так что пришлось пойти и открыть дверь… Я потом чувствовал ужасную вину за то, что хотел сделать, за то, что не подумал о маме и сестре. Но я был настолько разбит, что мне было на все и всех плевать, я просто хотел больше этого не видеть и наконец-то сдохнуть.

      Том заканчивает и смотрит на меня. Я цепенею. Даже представить себе не могу, как тяжело ему было.

      – Том, какой ужас…

      – Все нормально. Прошло уже много лет. Я просто хотел сказать, знаешь, после этого я еще много раз думал о смерти… когда Марта грозилась лишить меня родительских прав, если я не поеду лечиться, когда она ушла… когда группа чуть не развалилась. Но я всегда вспоминал тот момент, и это меня отрезвляло.

      Я