Анна – королева франков. Том 2. Лариса Печенежская

настраивая кроту, незаметно наблюдал за королевой, почувствовав зависть ко всем, имеющим возможность находиться рядом с ней, внимать ее речам и любоваться ее красотой. Он понимал, что между ним, безвестным жонглером, и этой франкской королевой лежит целая пропасть. И несмотря на все свое легкомыслие, ему безудержно захотелось сделать нечто такое, что вызвало бы улыбку на устах молодой королевы. Грустная и немногословная, с лицом, похожим на мадонну, она не походила ни на одну женщину на свете, каких он встречал за свою недолгую жизнь.

      И Барзэлеми начал петь, сопровождая слова музыкой:

      «Хоть тоска мне сердце ранит,

      На губах играет смех.

      Вряд ли каяться кто станет

      За несовершенный грех.

      Жив я тем, что ежечасно

      Надо мной она лишь властна.

      Прочее – ненужный хлам!

      Только пусть меня поманит,

      Стану я счастливей всех.

      Хоть она с решеньем тянет,

      Я надеюсь на успех.

      Ибо, как Писанье учит,

      День, который нас улучшит,

      Равен ста обычным дням».

      Когда трубадур умолк и прозвучала последняя нота, граф Валуа сказал:

      – Позволь, милостивая королева, моему жонглёру спеть Песню о дальней любви.

      Анна медленно кивнула головой, предчувствуя подвох, но отказать Раулю де Крепи основания у нее не было, хотя и понимала, что предыдущей песней он выразил те чувства, которые испытывал к ней. Её голубые глаза, когда она взглянула на графа, на фоне платья из бирюзового плотного шелка показались ему еще более глубокими и манящими.

      Барзэлеми поудобнее устроился на стуле. Раздались негромкие, но приятные звуки, оттенявшие красоту молодого голоса, который запел:

      «С Творцом, создавшим тьму и свет,

      Любви не позабывшим дальней,

      Я в сердце заключил завет,

      Чтоб дал свиданье с Дамой дальней,

      Чтоб стали комната и сад

      Роскошней каменных палат

      Того, кто ныне на престоле.

      Печаль и радость тех бесед

      Храню в разлуке с Дамой дальней,

      Хотя и нет таких примет,

      Что я отправлюсь в край тот дальний:

      Меж нами тысячи лежат

      Шагов, дорог, земель, преград…

      Да будет все по божьей воле!»

      У трубадура был действительно чудесный голос, который Анна с удовольствием слушала, слегка склонив голову и прикрыв ресницами глаза, чтобы не выдать окружающим свои истинные чувства. Она прекрасно осознавала, что все эти песни предназначены ей и не исключала, что Барзэлеми написал их по просьбе графа Валуа. Она старалась держать себя в руках, чтобы никто не увидел чувственность, которая рвалась наружу, что давалось ей с большим трудом.

      Благо, что рядом с ней не было Генриха. Его Раулю не удалось бы обмануть, как придворных, хотя Анна заметила, что после второй песни некоторые из них стали шушукаться между собой. Поймала она