Есть ли жизнь после Дани. Данил Лис

вроде как отдаляются друг от друга, постоянно ускоряясь, и в то же время стараются держаться в группах, рядом с одной очень большой, толстой и жадной звездой. До такой степени жадной, что беспрестанно, со все нарастающим рвением она поглощает их. Питается ими, а испускает взамен лишь небольшое благоговейное излучение на своих спутников. И все всё понимают, и всех все устраивает.

      Так и существует Вселенная. И всем в ней есть свое место.

      А действительно ли всем?

      Даня, отправленный обратно, и про которого мы благополучно забыли на то время, пока созерцали становление звездного феодализма во вселенских масштабах, не сразу очутился в кровати. Он сначала в нее лег и крепко заснул, а перед этим прошел все стадии взросления. Особенно тяжело далась та, где ему на Новый год не подарили голубя и вообще. Но он об этом плохо помнит в свои сорок.

      Забавно, что некоторые родители из кожи вон лезут, чтобы их чадо, пока оно маленькое, больше радовалось жизни и веселилось. И перестают это делать, когда чадо немного подрастает и выясняется, что оно совершенно не помнит их стараний. Разочаровываются в нем, что ли.

      Его родители не разочаровались в сыне. Просто потому, что никогда не были им очарованы. И, едва он достиг совершеннолетия, выставили его взашей. Это такое место, откуда ты не можешь возвращаться туда, где ты раньше жил и где тебя попросили освободить помещение без предварительной договоренности с выставляющими.

      О годах, проведенных на седьмом этаже общежития, в комнате, выделенной ему и нижеследующему по списку вновь поступивших, от одного не очень известного учебного заведения, лучше умолчать. Там так много всего, что хватит на отдельный рассказ, и все это не будет относиться к делу.

      А потом окончательно дала под зад взрослая жизнь: работа, планы, ипотека. Женщины сменяли одна другую. Друзья появлялись и уходили по своим делам. Все менялось. А Даня был. Но был всегда так, что чувствовал в этом какой-то подвох. И постоянно что-то хотел изменить.

      И особенно сегодня.

      На самом деле он хотел изменить что-то уже вчера, но к середине дня понял, что не готов к изменениям.

      Так бывает. Мы подсознательно не хотим меняться. Для этого нам нужны идеальные, сферические условия в вакууме. И вот вечером мы ложимся с мыслью, что завтра будет все по-другому. А утром еле выковыриваем себя из кровати и понимаем, что настолько не выспались, что просто не до изменений, и с ними ничего не случится, если они подождут. До нового года, например. Там-то хотя бы будет легко запомнить, когда именно изменения произошли, и посчитать, сколько дней мы с ними уже вместе.

      Все как всегда. Нам нужно постоянно вычислять и при этом оглядываться в прошлое. Мы никак не можем перестать скучать по тем временам, что были. Пусть они и были не очень хорошими. Пусть были такими старыми, осточертелыми и пережившими себя, что попахивали гнильцой, но родные же, наши же. Так и тянется жизнь, год за годом. Она ждет, когда наступит тот день, чтобы начать уже, наконец,